Ассортир - Алексей Викторович Иванов

– Пока они захватывают нашу планету? Но ведь ты-то уже понял, что это – кукольный театр. И что же ты будешь делать? Обрежешь шпагой истины им все ниточки?

– Зачем? – не понял Зевс. – Ведь Карабас Барабас был хозяином кукольного театра. Нужно просто его вернуть.

– Но – как? – оторопела Оливия.

– Да как и Будда, – усмехнулся Зевс. – Чем я хуже-то?

– Да Будда был покру-у-уче! – усмехнулась она. – Он, по крайней мере, был принцем у себя в деревне. Поэтому-то бесы его и после отречения от власти непроизвольно слушались.

– Граф Монте-Кристо, после отречения от наследства, был простым плотником. Но его слушались только лишь потому, что он говорил с народом как власть имеющий. Так что официальные регалии тут вовсе не обязательны. Главное – никогда не лгать. Только тогда звёзды с чужих пагонов упадут к твоим ногам. Ведь ходить вместе со мной по звёздам может уже практически каждый. И для этого не обязательно метаться от звезды к звезде, как учили нас фантасты. Достаточно самому стать одной из них.

– То есть? – не поняла она.

– Культ Аполлона в том-то и заключается, чтобы объяснить бесам то, что мы и есть маленькие солнца.

– Созданные по их образу и подобию?

– Знаешь, думаю, я только потому и осознал себя и всю планету, что теперь наступил глобальный кризис. Тем более что теперь я уже понял, что Банан – моё физическое тело – это всего лишь четырехмерная голограмма Зевса. Поэтому Зевс, как моё ментальное тело, априори бессмертен.

– Пусть даже и – в родовой памяти последующих поколений! – усмехнулся над ним Ганимед.

– И он снова появится на сцене истории, когда вновь наступит очередной глобальный кризис. – возразил ему Зевс. – Под маской одного из нас.

– Но – для чего?

– Чтобы сократить Ночь Сварога. И я понял уже, что это не какая-то там абстрактная «космическая империя» Айзека Азимова, а вполне себе конкретная Тартария. Карты которой и до сих пор сохранились в «Британской энциклопедии». И когда-то давным-давно ею управляли семь царей, как воплощённые «Семь я теоретика» Галилео Галилея. Осталось только выяснить, что это за «семь-я». И что помогло архидемонам поссорить их дружную «семью» и развалить их империю.

– И не управлял ли ею наш бессмертный Зевс? – усмехнулась над ним Козлова.

– К тому же, жить так, как мы жили на землях своих предков, дополнительно вооружившись для этого всеми доступными на данный момент способами организации своего быта, сделав его чуть ли не автономным, это всё же лучше, чем жить в «Стальных пещерах» Айзека Азимова. Куда архидемоны через своих подручных демонов всех нас, в итоге, сгонят с наших земель.

– Но – для чего? – не поняла Козлова. Не читавшая Азимова.

– Как раз для того чтобы самим жить на поверхности планеты, как Косманиты на Солярии в его же «Обнаженном солнце». Но даже если мне не удастся им в этом помешать, искоренив в бесах рабскую психологию и объяснить им неотложную необходимость самим начинать осваивать земли, то рано или поздно Зевс вновь сойдёт с холста своей картины мира.

– В окружении своих единомышленников? – усмехнулась Козлова, посмотрев на Брута и Ганимеда.

– И снова заставит всех поумнеть! Я уже читал тебе свой «Злачный сонет»?

– Злачный? – не поняла она. – В каком смысле?

– «Мы культиваторы сознаний,

Мы нежим злачное зерно,

И колосом взрастёт однажды

Колосс Культуры сквозь дерьмо!

Мы – кардиналы подсознаний:

В навозной пашне рыхлых рож

Мы сеем света золотую рожь!

А жнем – лишь снег напрасных ожиданий.

Коль вы с корнем вросли в уют,

Мы – лесорубы дряблых душ!

Мы вас причешем боронами!

Ведь кто-то ж должен вас полить,

И хлебом мысли вас взрастить?

Мы – Культиваторы Сознаний!»

– А ты чего молчишь? – спросила она у Брута, прервав паузу.

– Да я просто не хочу их смущать, – загадочно улыбнулся Брут. – Чтобы они не поняли, что я гораздо умнее их обоих. Тот самый архидемон, о котором они тебе говорят.

И ещё больше Оливию заинтриговал. Уже не зная, чего от него и ожидать. Ведь он из Владивудстока, а значит – обладает ещё большим могуществом, чем они. Такие умные! Властелины местного масштаба. И как только они приехали на пляж, попросила Зевса и Ганимеда ненадолго выйти из машины. И погулять по пляжу. Мол, сегодня не ваш день.

И когда на следующий день Ганимед позвонил Зевсу и сказал, что только что он отвёз гражданку Козлову домой, после того, как «как следует отжарил на вертеле этого Козла», Зевс тоже захотел отведать козлятины. И на следующий день ей позвонил.

Но как только Козлова села к нему в машину, и они начали общаться, в нём неожиданно снова проснулся «умник», которого возбуждало в ней только то, что он ей при этом говорил. Говорил и говорил. А не она сама.

Так что он отвёз её на сопку и вместо того чтобы склонять на секс, продолжал неистово умничать. Даже после того, как понял, что не сможет остановиться, пока она не сделает ему минет. Чтобы переключить в нём психотип Зевса на более похотливый – Банана. Как делала это с ним Елена.

Но Козлова лишь ответила ему, что он ей именно таким и нравится. Потому что те демоны тоже именно такими и были.

– Даже тогда, когда занимались со мной любовью, – подчеркнула она, как бы отрицая минет даже как предмет обсуждения. – И всё никак не могли замолчать, умничая лишь всё больше и больше. Прямо во время секса.

И даже на то, что Зевс тут же заявил ей, что для того чтобы и ему стать именно таким, ему необходимо совершить с ней, как минимум, одно соитие, Оливия лишь отрицательно помотала головой.

Зевс позвонил при ней Ганимеду, сказав, что сдаёт ему дела. И подшивает к ним гражданку Козлову.

Они встретились на Набережной, и он Ганимеду её торжественно «передал». Не желая более возвращаться к этой «больной теме». «На голову», – пояснил он Ганимеду, не желавшую «поработать головой» для того, чтобы они встречались.

Зевс умничал с ней ещё с неделю, но у него с ней так ничего и не получилось. Зевс не рассматривал гражданку Козлову как самку, а лишь как субъект восприятия его идей, которыми его голова с ней буквально бурлила. Как в своё время – с Талией. Только начинал он общаться с Талией с весьма похотливых теорий, поэтому и смог сразу же ею и овладеть, так как они возбуждали не только Талию, но и его самого – Банана. Когда он соотносил эти