Бикини - Януш Леон Вишневский

В парке с платанами и кленами, напротив ее дома, они сели на скамейку.

— Ты любишь кошек, Эндрю? — спросила вдруг Анна.

— Не знаю. Я не особенно жаловал наших котов в Санбери. А Мефистофель меня не любит. Но почему ты спросила?

— Просто так, — ответила Анна, взяв его за руку.

Они поцеловались. Он засунул руку в вырез платья и прикоснулся к ее груди, к соскам. Она закрыла глаза.

— Ты напишешь мне завтра? — спросила она.

— Я напишу еще сегодня, — прошептал он.

— У меня новый проект в «Таймс», я на какое-то время уеду из города.

— Надолго?

— Точно не знаю. Мне сейчас не хочется об этом...

— Я тоже уеду, это уже давно запланировано, мы работаем над...

— Я хочу тебя, Эндрю, — прошептала она, не дав ему закончить фразу.

Анна приподняла платье и села Эндрю на колени верхом. Расстегнула ему брючный ремень. Он еще приподнял ее платье, а она широко расставила ноги.

— Я хочу тебя, Эндрю, очень-очень... — повторяла она.

Она опять слышала скрипку...

Вдруг проскакивает искра, прикосновения, страсть, поцелуи, минута, мгновение, влажные губы, переплетение судеб, путаные мысли и еще более путаные чувства. И мир, пульсирующий жизнью, пробужденный весной, одурманенный маем, всё живет, бежит, мчится дальше, а они пребывают здесь и сейчас. Потеряться, ничего при этом не теряя. Просто целиком и полностью раствориться в этом мгновении...

Они попрощалась у дома Астрид, но Эндрю не уходил. Анна целовала его, взбегала вверх по ступенькам и через мгновение спускалась снова. Наконец она прошептала:

— Эндрю, тебе пора. Иди. Иначе я совсем потеряю голову. А я этого не хочу. Не сегодня. Иди. И напиши мне...

Заснуть она не смогла. Когда уже начало светать, подошла к окну. Смотрела на пустую скамейку в парке с платанами и тихонько напевала:

Good morning, heartache,

You old gloomy sight.

Good morning, heartache,

Though we said goodbye last night.

Анна заснула только в шесть утра, а будильник был заведен на семь, и звонка она не услышала. Вскочила только в десять и рассердилась на себя: она не любила приходить в редакцию позже Стэнли. Кроме того, сегодня Артур собирался поговорить с ней о Бикини. Чтобы прийти в себя, она приняла контрастный душ.

Эта ночь была такая длинная. Чудесно длинная. Анна вышла из душа и посмотрела в зеркало. Губы распухли от поцелуев. Она улыбнулась. Под глазами залегли тени, но это не страшно. Такое часто случалось, когда она работала до поздней ночи, много курила или плакала.

Она сбежала по лестнице вниз. Астрид, одетая в розовый шелковый пеньюар, с папильотками в волосах, стояла на пороге гостиной и строго отчитывала молодую негритянку, которая, стоя на коленях, видавшей виды тряпкой протирала паркет в прихожей.

— Ну, детка, устроила ты нам сегодня ночку, — с упреком сказала Анне Астрид. — Если тебе нравится бегать к своим любовникам по лестнице туда-сюда, поменяй хотя бы обувь! Ты стучала каблуками, как пьяный кузнец по наковальне. Я не могла спать. И мои жильцы, вероятно, тоже...

— Извините, миссис Вайштейнбергер. Я не подумала...

— Да ладно, ладно. Но в следующий раз помни об этом, — прервала ее Астрид. — Погоди, не убегай, это еще не все, детка. Под утро сюда вернулся этот великан, с которым ты бесстыдно всю ночь целовалась. Просунул в щель под дверью конверт. Его нашла малышка Бетти, — она показала на негритянку. — Видно, ты здорово вскружила ему голову. А ты не подслушивай, три сильнее, как я сказала! — прикрикнула она на служанку, которая, услышав свое имя, подняла голову и застыла с тряпкой в руках.

— Конверт? — удивилась Анна.

— Да, конверт, деточка. Теперь ты получаешь письма уже два раза в день, — ответила Астрид и извлекла конверт из кармана пеньюара.

Анна узнала почерк Эндрю. Она быстро спустилась по ступенькам на тротуар, перешла улицу и, присев на краешек влажной от росы скамейки в парке, вскрыла конверт.

Нью-Йорк, Манхэттен, 18 февраля 1946 года

Анна,

я вспоминаю каждое мгновение этой ночи...

Впервые в жизни я скучаю...

Впервые в жизни я хотел бы назвать то, что чувствую, определить это, дать этому название.

Но тебя невозможно описать. Нет такого уравнения, такой формулы, которая, пусть даже приблизительно, предскажет, какой ты будешь в следующую секунду. Ты дикая, сумасшедшая, смелая, умная, наивная, романтичная, деловая, инфантильная, взрослая, невинная, разнузданная, деликатная, слабая и сильная, властная и беззащитная, веселая и грустная. И все это перемешано, все пульсирует и борется в тебе. Слишком много противоречащих друг другу условий, слишком много переменных. Для физика тем более. Ты волшебно непредсказуема. Ты единственная, необыкновенная...

Я возвращался по пустым улицам Нью-Йорка в гостиницу и вновь переживал каждую минуту, проведенную с тобой. И представлял себе наше будущее. И волновался. Ведь ты можешь отказаться дарить мне свое время. Почему ты должна дарить его именно мне? Я был взволнован, как юноша после первого свидания. По дороге я принял много важных решений. Я буду рядом с тобой, я сделаю все, чтобы быть рядом. Я стану изучать твой мир. Я научусь фотографировать, выучу немецкий, начну прислушиваться к другим мнениям и уходить в тень. И научусь играть на скрипке. Научусь...

Я не мог заснуть. И не хотел засыпать. Мне уже много лет не снятся сны. Поэтому я боялся, что ты не придешь ко мне во сне. Я боялся заснуть, потому что не хотел расставаться с тобой. И начал писать это письмо. Через минуту мой водитель, тот, у которого две Агнес, повезет меня в Бруклин. Я подойду к ступеням, по которым ты сбежала ко мне. Еще раз услышу, как ты говоришь: «Я теряю голову. Не хочу этого. Не сегодня...» — и просуну письмо под дверь.

Из Бруклина я отправлюсь прямо в аэропорт и буду ждать нашей следующей встречи. У меня...

У меня очень важный проект в дальних краях. Я буду писать тебе. А потом? Потом я вернусь. К тебе.

Эндрю

P. S. Я не раз думал о том, что такое любовь. Знаю, я покажусь тебе чудаком с этим моим стремлением давать всему определения. Но такой уж я есть. Я думаю, что любовь это самый прекрасный и самый важный вид жажды знаний. Все, что я делал и делаю в жизни, происходило и происходит именно по этой причине. Я никогда еще не жаждал познать женщину так, как хочу познать тебя...

Анна сидела на скамейке, прижимая письмо к груди. К ней подошел тощий кот. Он терся о ее туфли и громко мяукал. Она протянула к нему руку. Кот запрыгнул на скамейку и посмотрел на нее...

Понимаешь, Стопка, я не могу, я не в состоянии за один день получить столько счастья, — говорила она, глотая слезы, — столько во мне не поместится...