Бикини - Януш Леон Вишневский

Ее разбудил треск и громкий взрыв смеха. Она вскочила с кровати и подбежала к окну. Там, гомоня и хохоча, бежала стайка детей. Анна попыталась сообразить, как долго она спала. Осмотрела комнатку. Стены были досчатые. Неокрашенные и без обоев, они напоминали о временном статусе этого жилья. В дверь постучали.

— Извини, что заставил ждать, — сказал Эндрю, входя.

— Скажи, уже наступило завтра? — спросила она, окончательно теряя ощущение времени. — Я не поняла, сколько проспала: неделю, ночь или час?

Он улыбнулся, подошел к металлическому шкафу и достал оттуда полотенце.

— Пойдем, я обещал тебе ванну, — сказал он, обнимая ее.

Они прошли по узкой полоске земли, покрытой травой, потом — по ослепительно белому песку. Молодые, лет по девятнадцать, не больше, солдаты при встрече с ними отдавали Эндрю честь как военному, а он с улыбкой им кивал. Анну это удивило, но она решила отложить расспросы на потом.

Наконец они добрались до воды. Пляж был непохож на тот, что Анна помнила по острову Сильт. Она растерянно стояла на берегу. Море, которое она видела, было холодным, желтовато-зеленым и иногда синим. До сих пор она считала, что это и есть цвет морской волны. А теперь выходило, что отец, показывая им с матерью природу острова Сильт, забыл добавить, что они рассматривают мир, подкрашенный сепией. Здесь, на пляже Бикини, вода была аквамариновой как камень на кольце бабушки Марты. Анна задумалась и попыталась вспомнить все известные ей оттенки голубого.

А Эндрю уже звал ее из воды, размахивая руками. Она впервые видела его без рубашки, галстука и пиджака, и теперь отчетливо видела, что он моложе Стэнли. Она расстегнула пуговицы зеленой блузки и позволила юбке сползти на песок. На мгновение задумалась, не снять ли кремовую комбинацию и трусики, но сняла только трусики и вошла в воду почти по пояс. Мокрая ткань облепила тело. Она раскинула руки и окунулась. Когда подошла к Эндрю, вода по-прежнему была ей по пояс. Эндрю улыбался. Анна почувствовала, что он разглядывает ее грудь.

— Ты не носишь лифчик, — сказал он тихо.

Она скрестила руки, прикрыв грудь, но потом опустила их и поплыла. Ей вспомнился вечер на балтийском берегу, проведенный с родителями...

Сначала, сидя на песке, они любовались закатом. Потом долго гуляли. Отец целовал и обнимал маму. Когда стемнело и пляж опустел, родители уложили осоловевшую Анну на лежак и побежали к морю. Мать по дороге сбрасывала одежду, словно они были там одни, и смеялась. Собственно, они и были одни. Анна свернулась в клубочек и притворялась, что спит, пока и в самом деле не задремала. Родители так любили друг друга! Потом отец вышел из воды, сбегал за полотенцем и вернулся к жене. Когда Анна вновь открыла глаза, он стоял на песке, держа полотенце наготове, а мать шла к нему из моря, не стесняясь своей наготы. Анна помнила темные контуры сближающихся тел и тихий шепот: «А мы ее не разбудим?». Родители легли на полотенце. Анна не понимала, что между ними происходит, но чувствовала, что это что-то хорошее...

Она повернула голову к плывущему рядом Эндрю и спросила:

— Ты знаешь, Эндрю, где находится Балтийское море? Знаешь, какая холодная там вода?

— Знаю, — ответил он, — я встречался с Нильсом Бором на конгрессе в Копенгагене. Но тогда была зима. И нам вовсе не хотелось купаться.

Анна улыбнулась и нырнула. Глаз она не закрывала. Прямо перед ней проплыла большая разноцветная рыба. Анна вынырнула и уцепилась за его плечо.

— Здесь множество рыб, — опередил он ее вопрос, — причем самых немыслимых оттенков, и я не знаю, как они называются. Я говорил тебе, это самая прекрасная ванна, какую я когда-либо видел. А буквально в десяти ярдах отсюда начинаются коралловые рифы. Там такое буйство красок! Хочешь, сплаваем туда прямо сейчас?

— Нет! Не сегодня! — крикнула Анна и поплыла к берегу.

Несколько минут спустя они уже сидели на песке. Анна уже успела надеть трусики и даже набросила на плечи блузку.

— Ты права, так будет лучше, — прошептал он, — они тут изголодались...

— Так же, как и я, — ответила Анна, улыбнувшись.

Она сходила к солдатам и вернулась с зажженной сигаретой.

— Мне захотелось покурить.

— Ты иногда совершаешь необдуманные поступки, — вздохнул он. — Неужели ты не понимаешь, что сегодня вечером в «Кросс Спайкс» эти парни за бутылкой пива будут описывать приятелям твои груди? И мечтать о том, как... как же они тебя назовут... как они «уложат эту классную телку, ассистентку доктора Бредфорда». Здесь не выбирают выражений...

— Ну и что, — прервала его она. — Разве тебе это мешает?

— Что? — спросил он удивленно.

— То, что они будут болтать?

— Нет!

— И мне нет. Так в чем же дело? — Она с улыбкой затянулась сигаретой. — И все-таки, Эндрю, как ты оказался здесь?

Он встал и натянул брюки. И, не садясь обратно на песок, сказал:

— То, что ты попала сюда, — случайность. Вместо тебя здесь должен был быть Стэнли. Но он сейчас не в состоянии рассуждать здраво. А ведь такой случай выпадает одному из миллиона... Впрочем, это его жизнь, пусть поступает, как знает. Этот старый еврей из «Таймс» от тебя без ума. Он поручился за тебя в Вашингтоне. А у него связи везде, даже, наверное, у самого господа Бога. Он поклялся, что ты справишься. Говорил, что ты способна видеть такие вещи, о существовании которых интеллигентные люди даже не догадываются. Что кадры, которые ты снимаешь, могут и растрогать и рассмешить до слез. Что ты поражаешь сюжетом, а потом оказывается, что сюжет — второстепенен, главное в другом. Что ты способна увидеть красоту растоптанного башмака, что ты обладаешь наивностью ребенка и мудростью пожилой женщины. Так сказал Артур, а он сейчас большой авторитет в американской прессе. Еще он говорил, что ты не отвернешься, если в твоем присутствии будет происходить нечто ужасное, и не закроешь глаза, если случайно станешь свидетелем интимной сцены. После той ночи на скамейке в парке я тоже знаю: ты их не только не закроешь, а напротив, распахнешь еще шире. Ты здесь единственная, кто не имеет американского гражданства, но благодаря связям Артура, проблемам с беременностью Дорис, из-за которой мой брат потерял рассудок, и своему несомненному таланту ты оказалась тут. В Америке много фотографов, Анна, но чтобы сравниться с тобой, им следует еще многому научиться. Так считают не только в редакции газеты «Нью-Йорк таймс».

Анна встала. Ее бросило в жар — то ли от солнца, то ли от всего того, что он сказал. Она сбросила блузку и снова пошла к солдатам под пальмы, а вернулась с несколькими сигаретами и коробком спичек.

— Господин Бредфорд, слушайте меня внимательно. Моя жизнь уже давно состоит из одних случайностей. Даже то, что я осталась жива, — дело случая. И то, что я встретила твоего брата, невероятное совпадение. Счастливое совпадение. Невероятно даже то, что я стою сейчас перед тобой на пляже Бикини и курю. Стэнли здесь нет потому, что он любит свою женщину. То, что он остался с ней, нерационально. Это факт. Но любовь не может быть рациональной. К превеликому, черт побери, счастью! — крикнула она. — К превеликому счастью, доктор Бредфорд! Твой брат не лишился разума из-за Дорис. Он благодаря ей его обрел. Кроме того, я страшно рада, что у Артура такие связи. Не знаю, по какому странному стечению обстоятельств физик из Чикаго загорает на этом острове и почему ему отдают честь солдаты, — ты так и не ответил мне на вопрос, — но скоро я это узнаю. Если не от тебя, то от них, когда они переберут свою норму пива. Можешь не сомневаться, я выясню. Я узнаю все. Сделаю все, чтобы узнать. Можешь быть уверен.