Стажер - Виталий Хонихоев

— Теперь отключите все автоматические системы защиты.

— Все? Но, сэр…

— Это же учения, не забыли? Императора все равно здесь нет, он на стадионе. Отключайте.

— Есть. — офицер повернул большой красный ключ и ввел кодовое слово, повернувшись спиной к Ромулу. Ромул знал кодовое слово. 'Патрокл'.

— Системы отключены.

Вот и прекрасно. А теперь я подам свой сигнал… это кодовое слово. — нахмурился Ромул, заставив офицера повернутся спиной. Легкий щелчок и в шею гвардейца вошла маленькая, почти невидимая игла, состоящая из спрессованного мощного транквилизатора. Офицер рухнул на пол. Игла действовала на протяжении трех суток, постепенно растворяясь в крови, по окончании процесса она растворялась полностью, не оставляя следов.

— Теперь — сигнал. — Ромул нажал на кнопку передатчика и где-то на окраине города в воздух поднялись мощные транспорты, несущие на борту участников заговора. Крепкие руки сжимали мощные лазерные винтовки, огнеметы и даже плазменные пушки малого калибра, все, новое, все только со складов. Через сорок минут транспорты зависнут над садом императорского дворца. В обычных условиях их сперва запросили бы о перемене курса, а потом вылетели бы полицейские флаеры. И если бы они все-таки прорвались, то на расстоянии десяти километров от дворца их распылили бы многочисленные автоматические зенитные батареи. Но не в этот день. Автоматика отключена, личный состав под разными предлогами убран, осталась только дежурная смена. Но она не помеха в их плане. Теперь надо убедить императора, что все идет по плану. Ромул повернулся и вышел из комнаты дежурного офицера.

— Ваше величие, все идет по плану. — сказал он, входя в комнату императора.

— Надеюсь на это, Ромул. Наверное я окончательно спятил в тот день, когда решил послушаться тебя. — проворчал властитель, прикладываясь к граненой бутылке: — Давай выкладывай.

— Персонал распущен, жертв не будет. Асмунд со специалистом уже в подвале. Рассматривают настенные фрески времен первой империи.

— Ну, как же… фрески они там рассматривают… — император прищурился и снова отхлебнул из бутылки: — мой братец и искусство… единственное искусство, которое он освоил — это искусство задирать юбки и доставлять мне неприятности.

- Ваше величие…

— И потом, что, там действительно есть фрески первой империи?

— Нет. Это подделка.

- Ага. Ясно. Напомни мне впредь держать с тобой ухо востро. А что там с этими долбанутыми фанатиками, что летят сейчас раздолбать мой дворец к такой-то матери?

— Они в сорока минутах лету.

— Ясно.

— Что с моими войсками и всем прочим? Проблем не будет?

— Не должно быть, все уверены, что вы на стадионе, туда даже отправили вашего лоренцо. — это конечно была совершенно секретная информация, однако все почему-то знали или догадывались, что у императора, как и у всех мало-мальски берегущих свою шкуру правителей были биологические двойники, сделанные с помощью биопластики и имплантации. Внутри среды службы безопасности такие трюки называли 'Великий Лоренцо', никто и не помнил, почему.

— Да, я помню об этом. Не слишком ли много секретности, а Ромул? Даже шеф СБ ничего не знает. Не нравится мне это.

— Вспомните, сир, вы сами были против того, чтобы посвящать Лойолу в истинные причины нашей операции… — напомнил Ромул. Его расчет был верен — император не хотел, чтобы об этом знал кто-либо вообще, будь его воля, он бы и Ромула заставил забыть… но это уже после того, как все будет закончено. А пока, пока он и император во дворце, здесь же Асмунд и сюда летит пять тысяч фанатиков истинного Учения. И об этом никто кроме них не знает. Лоренцо будет играть свою роль вплоть до разоблачения, а это произойдет только тогда, когда заговор уже войдет в силу.

— Да, я помню… но все равно мне это не нравится… — сказал император и залпом допил остатки бренди. У него работает интуиция, подумал Ромул, у них весь род славится своей интуицией, вот потому он и пьет, потому что начинает чувствовать неладное. А разум говорит — успокойся, все под контролем, он не прав, разум, никогда и ничего не бывает под нашим королем, на все воля божья и случайности — его бич, которым карает он отступников. Как я могу быть уверенным, что все пройдет как надо, даже если я тысячу раз проиграл все в уме и на схемах, расставил всех по местам, сыграл на дворце, как на самой большой в мире арфе, рассмотрел и предотвратил тысячи случайностей и возможностей, предусмотрел миллионы вероятностей, но все равно я волнуюсь, черт бы меня побрал…

— Ты волнуешься, Ромул? — спросил император, пристально глядя на него. Неужели? — мелькнула мысль, но Ромул погасил ее, задушил в зародыше. Нет, он не должен ничем себя выдать, он должен быть само спокойствие, ведь он говорит не с кем-нибудь, а с членом императорской семьи, он же обучен с детства воспринимать малейшие признаки лжи и обмана, у него имплантанты, позволяющие анализировать речь и мимику, он почти видит человека насквозь… почти. Вот на этом маленьком и неуловимом почти и основывалась самая большая слабость Империи. Империя и ее правители стали слишком самоуверенными, они думают, что если они кондиционировали человека на преданность империи, то такой человек никогда не сделает ничего во вред империи. А если этот человек верит, что он делает благо? Как можно обмануть детектор лжи, поставленный внутри тебя? Очень просто — надо только поверить, что то, что ты хочешь совершить — во благо. Поверить в это всеми фибрами души, истово. И тогда внутренний страж скажет — ну, что же, ты делаешь благое дело, парень, проходи. А потому, Ромул считал, что он делает благое дело. Император слаб. Он слишком полагается на окружающих, им легко можно манипулировать, он отказывается от ответственности. Надо исправить эту ситуацию. И Ромул не сделает ничего во вред империи, пусть даже сейчас несутся по воздуху тяжелые транспортники, доверху набитые оружием и людьми, готовыми его применить. Все во благо империи, ты же веришь в это, не так ли? Да, сказал себе Ромул, я верю. Это — во благо империи.

— Да, я волнуюсь, сир. — ответил он на вопрос императора.

— Правильно делаешь. Не дай бог, что-то сорвется… — император опустился в кресло и протянул руку за очередной бутылкой.

— Мне надо идти, сир.

— Ступай, ступай… заговорщик хренов. — владыка задумчиво прищурился вслед спине своего советника, скрывшейся за закрывшейся дверью.

14-00. На самом большом стадионе Олд-Прайм-Сити начался исторический матч между столичными 'Буйволами' и 'Легионерами', гостями с Йорка, промышленной планеты соседней системы, командой сильной и потому исход мачта был неоднозначен. Все места на трибунах были заняты, билеты расходились по абсолютно астрономическим ценам, все головизоры планеты транслировали этот матч. Говорили, даже, что сам император прибыл, чтобы лично наблюдать за ходом матча из своей персональной ложи. Зрители нетерпеливо ерзали на своих местах, кричали, размахивали флажками с цветами 'Буйволов' — серебряно-синими. Небольшая по численности группа приезжих болельщиков с Йорка была отделена полицией от прочих — во избежание, и также кричала, топала ногами и размахивала флажками, но на этот раз красно-черного цвета. Все было как всегда и даже лучше. И только один из старых ветеранов полиции сказал другому, что что-то ему не нравится в во всем этом. Но его никто не послушал. Все знали, что он просто старый ворчун.