Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

Значимыми для IRO и Австралии категориями, которые они использовали для классификации перемещенных лиц и вносили в карточки, служившие затем удостоверениями личности, были: «русский», «украинец» и «лицо без гражданства». (Советские чиновники не использовали категорию «лицо без гражданства» в своих отчетных данных, поскольку, даже если бывшие советские граждане со временем получали документы, в которых числились лицами без гражданства, это не меняло их статуса в глазах советского государства, а учетом русских эмигрантов довоенной волны, которые никогда не были советскими гражданами, в СССР вообще не занимались.) Как уже говорилось в начале этой книги[940], понятие «украинец» как отдельная национальная категория оставалось весьма неоднозначным, и в лучшем случае тех, кто оказался записан украинцами, трудно отделить от русских. В обстановке лагерей ди-пи люди часто предпочитали называть себя украинцами, потому что для тех, кто желал избежать репатриации в Советский Союз, это было безопаснее, чем назваться русскими (ведь жители Западной Украины до войны были гражданами Польши, а не СССР). Путаницу усугубляло еще и то, что в австралийских статистических материалах украинцы как особая национальная категория не фигурировали вплоть до середины 1947 года; впервые в переписи населения Австралии они появились в 1954 году, а в 1966-м снова исчезли; до и после этих дат всех украинцев просто записывали русскими. Категория «русские» тоже была лишена однозначности, поскольку в нее часто попадали любые советские граждане: белорусы, татары, армяне и казахи, не говоря уж о советских украинцах. Лицами без гражданства в IRO записывали главным образом русских эмигрантов довоенной волны, имевших нансеновские паспорта. В австралийских записях этому понятию более или менее соответствует категория «назвавшиеся лицами без гражданства», использовавшаяся в 1950-е годы.

Согласно данным IRO (Таблица 2), по программе массового переселения в Австралию въехали почти 9 000 русских (советских граждан и лиц без гражданства)[941]. Но важно понимать, что не все русские перемещенные лица, приехавшие в те годы в Австралию, прибывали туда по программе массового переселения. Многие приезжали, имея разрешения на высадку, или как мигранты, опирающиеся на чье-то содействие (за пределами программы для ди-пи, но с поддержкой какой-либо организации), или как мигранты самостоятельные, без содействия (то есть без поддержки какой-либо организации). Хотя чаще всего способ прибытия с одним только разрешением на высадку практиковали евреи из числа ди-пи (в силу того, что правительство Австралии всеми силами старалось не допускать их до участия в программах массового переселения), прибегали к этому каналу и русские эмигранты, особенно те, кому не позволяли участвовать в программе массового переселения из-за подозрений в коллаборационизме)[942].

Если прибавить сюда ежегодные данные о въехавших в Австралию за период с 1947 по 1951 год (включающие и мигрантов с правом высадки, и тех, кто приезжал по программе массового переселения), то мы получим общее число – почти 20 тысяч русских и украинцев, плюс еще 13 тысяч человек, записанных лицами без гражданства[943]. В работе Кунца, впрочем, фигурирует количество почти вдвое меньшее (с опорой на те же данные австралийского министерства иммиграции), но учтены только прибывшие по программе массового переселения. Но, как заключил сам Кунц, его данными, относящимися к массовому переселению, картина послевоенной русской иммиграции отнюдь не исчерпывается. Наряду с 3 526 иммигрантами, зарегистрированными как русские и приехавшими по программе массового переселения за период с 1947 по 1954 год, он обнаружил еще 3 532 русских из категории «мигрант с содействием» и еще 3 000 человек – «без содействия». Это не считая украинцев, или почти 11 тысяч мигрантов, записанных лицами без гражданства или обладателями нансеновских паспортов, из которых многие наверняка были русскими[944]. Хотя эти данные и относятся к более протяженному периоду, чем те, что приведены в Таблице 2, они тем не менее дают ясное представление о том, что количество мигрантов, объявлявших себя русскими и прибывавшими вне программы массового переселения, было весьма значительным.

Однако не все русские объявляли себя таковыми. Неверное указание своей национальной принадлежности было в европейских лагерях ди-пи массовым явлением, и оно продолжало существовать в процессе иммиграции в Австралию и другие страны, куда переселялись перемещенные лица. Особенно склонны были утаивать свое истинное происхождение те советские русские, которые боялись репатриации: чаще всего они выдавали себя за поляков, за русских эмигрантов довоенной волны и за украинцев (поскольку выходцы с Западной Украины не подлежали репатриации). В разных главах этой книги приводилось множество примеров таких подлогов. Но, конечно, это означает, что к статистическим данным, собранным международными организациями и австралийскими властями, следует относиться с большой осторожностью. Показательным случаем является разделение иммигрантов на русских и украинцев. В статистических данных, собранных IRO и австралийцами (Таблица 2), соотношение между въехавшими в страну русскими (включая лиц без гражданства) и украинцами – 1:2, но в советских данных оно ближе к 1:1, и это притом что в советскую категорию русских не включены эмигранты довоенной волны. Можно почти не сомневаться, что соотношение, вычисленное в СССР, ближе к истине. В лагерях ди-пи русским было выгодно называться украинцами, а вот у украинцев не было ни малейших оснований выдавать себя за русских, и в итоге количество украинцев, фигурирующее и в международной, и в австралийской статистике, скорее всего, сильно завышено, а количество русских – сильно занижено. Как мы увидим позже, когда речь пойдет о данных переписи населения, некоторые из этих «украинцев» после прибытия в Австралию вновь сделались «русскими».

И русским, и советским украинцам было выгодно (в частности, чтобы избежать репатриации) выдавать себя за поляков или за представителей других несоветских славянских народов, а у западных украинцев, родившихся в Польше, даже имелось на это почти законное право (хотя в СССР их и считали советскими гражданами, в послевоенной Польше, напротив, никто их не ждал). Согласно одному обзору лагерей ди-пи в послевоенной Германии, доля официально признанных поляками ди-пи, которые в действительности являлись советскими гражданами (русскими и украинцами по национальности), в разных лагерях составляла от 3 до 30 %[945]. Среди мигрантов, прибывших после войны в Австралию по программе массового переселения, согласно статистике IRO, более 60 тысяч человек были записаны поляками[946]. Вероятно, в их число были включены тысячи русских и украинцев, приехавших по польским документам[947].

В лагерях ди-пи советские русские могли также выдать себя за эмигрантов довоенной волны. В 1946 году у 83 % ди-пи в лагере Мёнхегоф в Германии имелись документы лиц без гражданства (полученные стараниями русских эмигрантов, управлявших этим лагерем), хотя, судя