История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Таким образом, знание возможно только как знание-предположение, предположительное знание. И хотя разные предположения разных людей восходят ступенями к одной и той же непостижимой истине, всё же их мысли никогда не будут для них безошибочными, ибо их предположения несоразмерны друг другу. Интересно заметить, что свою мысль о знании- предположении Кузанец распространил и на область религиозных представлений, что свидетельствует об универсальном характере предположительного знания, единстве природы человеческого знания, которую он, как и вся предшествующая традиция, связывал с математикой.

«Книга природы», по мнению Кузанца, написана Богом на языке математики, т. е. без математики нельзя постичь божественной науки. И поскольку человек в своем познании мира идет тем же путем, каким бог сотворил всё, то математизация знания становится необходимым условием приближения к истине. Видимо, этим можно объяснить склонность Ку- занского пояснять основные понятия (понятие абсолютного максимума, абсолютного минимума, бесконечности) и положения (идея совпадения противоположностей) своей философии математическим способом.

В целом же суть «ученого незнания» можно сформулировать так: в результате напряженной деятельности познавательных способностей (восходя от чувственности к рассудку и от него к разуму), человек приходит к выводу о том, что существует непостижимое бесконечное единство, в котором все противоположности мира конечных вещей существуют не различимым способом, т. е. совпадают. Этой своей идеей Кузанский сближался со знаменитым сократовским незнанием, проводит мысль о пребывании человека в неведении относительно вещей. Они всегда сокрыты и неприступны. Мудрость как раз и состоит в осознании данного факта, а это и есть знающее незнание, или постигаемая непостижимость. Что же представляет собой «ученое незнание»? Вот ответ самого Ку- занского: «Нельзя познать бога как он есть»[470] [471]. Иными словами, знание того, что существует абсолютно несоизмеримое, т. е. знание о существовании бесконечности и невозможности постичь абсолют: «совершенное познание этого неиного может быть названо незнанием, поскольку оно есть по-

28

знание того, кто превыше всего познаваемого».

Концепцией «ученого незнания» Кузанский хотел подчеркнуть невозможность для человека познать что-либо в совершенстве, сложность и противоречивость процесса познания, невозможность в терминах схоластической философии выразить всю полноту и глубину знания, «недостижимость ни для кого точности как она есть»[472]. Этот скептицизм Кузанского был вполне рационален, он целиком отвечает здравому смыслу и духу ренессансной культуры.

Исходной философской идеей Кузанского была идея всеобщей связи вещей, которая лежит в основе принципа совпадения противоположностей, идеи связанности противоположных тенденций в предмете: каждая вещь содержит в себе противоположные тенденции, борьба которых приводит к победе одной противоположности. Качество предмета определяется преобладающей противоположностью. «Всё состоящее из противоположностей, — отмечает в этой связи Кузанский, — располагается по ступеням различия, одного имея больше, другого меньше и приобретая природу той из противоположных вещей, которая пересилила другую»[473].

Реальный мир, обнаруживая совпадение явлений, вместе с тем предполагает их различие, т. е. совпадение в мире конечных вещей не является полным, ибо «немыслима вещь, бесконечно отличающаяся от всякой другой…, любое наблюдаемое различие меньше бесконечного… и само бесконечное различие не более различие, чем сходство… Каждое сходится и разнится с каждым, и только точное равенство здесь невозможно: точность абсолютно возвышается над универсумом вещей… Всё чувственное… имеет между собой [по крайней мере] самое универсальное сходство и самое частное различие… Всякое чувственное „это“, нечто единично существующее, сходно со всем и ни с чем, отличается от всего и ни от чего»[474].

Идея совпадения противоположностей не была для Кузанского чисто умозрительной, абстрактной, она была навеяна ему в значительной мере жизненными наблюдениями, а также занятиями математикой. Доказывая свою идею, он опирается именно на математику, применяя к математическим фигурам мерило бесконечности.

Идя от жизненных наблюдений, Кузанский затем универсализировал идею совпадения противоположностей, сделав ее ключом к решению проблем бытия и познания. В основе онтологии Кузанского лежит учение об абсолютном максимуме и абсолютном минимуме и их совпадении в Едином. Вслед за неоплатониками Плотином и Проклом Диадохом Кузанский утверждает в качестве высшего начала мироздания Единое, отождествляемое им с бесконечным. Для обоснования правомерности этого тождества он вводит понятия «абсолютный максимум» и «абсолютный минимум», определяя их следующим образом: «Максимумом я называю то, больше чего ничего не может быть. Но такое презобилие свойственно единому. Поэтому максимальность совпадает с единством, которое есть и бытие… Абсолютный максимум есть то единое, которое есть всё; в нем всё, поскольку он максимум; а поскольку ему ничто не противоположно, с ним совпадает и минимум…»[475]. И далее: «Максимум актуально есть всё возможное»[476].

Абсолютный максимум единственен, ибо всё в нем есть, он — высший предел. И так как он есть универсум вещей, и, стало быть, ничто ему не противостоит, то с ним в то же время совпадает минимум, «он во всём и всё в нем»[477], «всё здесь одно». Совпадение наибольшего с наименьшими — это бесконечная, единая всеобъемлющая сущность, составляющая основу всех вещей, которая всегда остается равной самой себе.

В этих рассуждениях Кузанского не трудно усмотреть фундаментальный онтологический принцип «всё во всём», который восходит к древнегреческому философу Анаксагору. Но Кузанский вкладывает в него специфический смысл, связывая его онтологический статус с бытием Бога. «Всё во всём» постольку, поскольку всё в Боге и он во всём: «поскольку творение сотворено бытием максимума, а в максимуме быть, создавать и творить — одно и то же, то творение, очевидно, есть не что иное, как го, что есть всё»[478]. Но всё есть в Боге и он во всем в свернутом виде. «Бог, — утверждает Кузанский, — есть свернутость всякого бытия любой существующей вещи…, поистине бог есть всё — свернуто»[479]. Бог есть тот, кто всё развертывает. В развернутом виде Бог есть ничто: «бог… не таков, что он есть это вот, а не другое… он как всё, так и ничто из всего… „всё** он — свернутым образом, а „ничто*4 — развернутым»[480]. То, что в Боге свернуто в абсолютное единство, то в мире развернуто во множество вещей, т. е, вещи, образующие в Боге неразличимое единство, в развернутом виде приобретают свои индивидуальные особенности, составляя всё многообразие мира. «В едином боге, — отмечает Кузанский, — свернуто всё, поскольку всё в нем; и он развертывает всё, поскольку он во всем… развертывание единством всего и есть пребывание всего во множественности»[481].