История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Эта запись в одной из записных книжек заключает в себе в лаконичной, схематичной форме общее понимание Леонардом процесса познания. Отвергнув умозрительные науки и созерцательное знание, Леонардо прокладывает путь наукам истинным, которые понимаются им как науки механические, ибо они зиждутся на мышлении, укорененным в труд рук человеческих. «И если ты скажешь, — обращается Леонардо к воображаемому собеседнику, — что эти истинные науки известны как механические, ибо они не могут ничего завершить иначе, как руками… то мне кажется, что те науки пусты и полны ошибок, которые не порождены опытом, отцом всякой достоверности, и которые не кончаются в очевидном опыте»[505].

Свой метод исследования Леонардо ясно изложил в следующем фрагменте, посвященном механике: «Сначала я сделаю декий опыт, прежде чем пойду дальше, ибо мое намерение сначала привести опыт, а затем посредством рассуждений доказать, почему данный, опыт вынужден протекать именно так. И в этом истинное правило того, как должны поступать изыскатели естественных действий. И хотя природа начинается с причин и кончается опытом, нам надобно идти обратным путем, т. е. начинать с опыта и с ним изыскивать причину»[506]. Стало быть, по мнению Леонардо, опыты нужны потому, что неизвестны причины, разумные основания явления. Если бы они были известны, опыта стали бы излишними. Так он писал: «Нет действия в природе без причины, постигни причину, и тебе не нужен опыт»[507]. Правда, всё же, если причина неизвестна, одного опыта недостаточно для ее выяснения. Нужно научиться понимать, «как опыты обманывают тех, кто не постиг их природы, ибо опыты, казавшиеся часто тождественными, часто весьма оказывались различными»[508].

Итак, Леонардо утверждает опыт в качестве начала и венца процесса познания. Однако, опыт, с которого начинается научное познание, и опыт, которым оно завершается, — это два разных вида опыта. Вслед за Дж. Реале и Д. Антисери можно предположить, что в предлагаемом методе исследования Леонардо «отталкивается от проблемного опыта; путем рассуждений он вскрывает причины; затем, чтобы проверить рассуждения, он вновь обращается к опыту»[509]. Для обнаружения причин одного опыта недостаточно, ибо, по словам Леонардо, «природа полна бесчисленных оснований, которые никогда не были в опыте»[510]. Для выявления этих оснований, причин необходима теория, наука, на которых воздвигнута практика. Теория дает нужное направление практике: «наука — капитан, и практика — солдаты»[511]. И далее: «Обучайся сначала науке, а затем обратись к практике, порожденной этой наукой»[512]. Под наукой Леонардо понимал «такое разумное рассуждение, которое берет исток у своих последних начал, помимо коих в природе не может найтись ничего другого, что [также] было бы частью этой науки»[513]. Иными словами, наука есть познание принципов.

Таким образом, с методологической точки зрения Леонардо предвосхитил Галилея в его попытке представить науку как науку дедуктивную, т. е. исходящую из общих положений, которые затем проверяются на опыте. Признавая за разумом, помимо восприятия, способность обладать априорным знанием, Леонардо никак не противоречил себе, утверждая, что «всё наше познание начинается с ощущений»[514], ибо, как показал Кант, «хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта»[515].

Такими априорными истинными началами, от которых отправляется наука, у Леонардо оказываются математические суждения, так как только они — арифметика и геометрия — способны придать результатам человеческого опыта подлинную высшую достоверность. В качестве примера первого начала, основания геометрии Леонардо называет точку, к которой сводится и поверхность, и линия. Следующее его высказывание вполне I созвучно с известным заявлением Канта[516]: «Никакой достоверности нет в науках там, где нельзя приложить ни одной из математических наук, и в том, что не имеет связи с математикой»[517]. Правда, справедливости ради следует заметить, что, если у великого кёнигсбергца речь шла о математике как таковой, то у Леонардо — о физико-математических, точнее, меха- " нико-математических науках. Именно механика, по словам Леонардо, есть «рай математических наук, посредством нее достигают математического плода»[518]. Под механикой же он понимал не теоретическую дисциплину, а практическое применение теоретических положений. Потому он и полагал, что посредством механики «достигают математического плода». Да и - под математическим доказательством Леонардо скорее имел в виду «механическое доказательство», поскольку он ставил акцент не на строгость и стройность математических доказательств, а на арифметический счет и эмпирико-физические измерения. А потому доказательство, по его словам, «тем более достойно похвалы, чем более непосредственно дает ту же самую истину, какую дает механика»[519]. Очевидно, что слово «механика» здесь употреблено в значении механического искусства.

Что «математика» охватывала у Леонардо не только чисто математические дисциплины, но и физику, явствует из его восклицания: «О математики, пролейте свет на это заблуждение! Дух не имеет голоса, ибо где голос, там тело»[520]. Тогда и его требование: «Пусть не читают меня в основаниях моих тот, кто не математик»[521], получает совершенно иное звучание, другой смысл: оно обращено не только, точнее даже, не столько к чистым математикам или математикам в строгом значении этого слова, сколько к физикам, механикам и инженерам. Чтобы убедиться в этом достаточно напомнить, что приведенные выше высказывания Леонардо даются в связи с тем конкретным поводом, который побудил к ним. Так, слова «пусть не читают меня…» были сказаны при описании механизма сердечных клапанов. А фраза «тот, кто порочит высшую достоверность математики, питается сумбу- 1 ром…»[522] была сказана опять-таки в связи с рисунком сердца и т. д. Даже говоря о геометрии, Леонардо не терял из виду «металлические тела».