Жизнь среди людей - Алиса Рекунова

Мимо как раз проходила Мария Петровна, и мы поспешили к выходу из школы.

В нашу вечность длиною двадцать шесть дней.

Я хотел запомнить каждый день, каждый час, каждую ми-нуту рядом с Соней. Но я забывал. Многое забывал.

Как жаль, что у меня нет фотографической памяти. Зачем нужен этот синдром Аспергера, если нет хваленой аспергерской памяти?

Мы с Соней много гуляли по Нескучному саду. И много-много-много говорили. Ни о чем и обо всем. Только о будущем не говорили. Не знаю, почему о нем не говорила Соня, но я просто боялся.

Когда у нас оставалось одиннадцать дней, мы гуляли по центру города.

Светило солнце, было жарко, пахло сухой горячей пылью. Но даже в такую погоду Соня носила закрытые вещи – длинные юбки, легкие брюки, светлые рубашки. Конечно, она ведь совсем не могла загорать.

А мне было ужасно страшно.

– Что с тобой? – спросила Соня. – Ты дрожишь.

– Что будет дальше? – спросил я.

– В смысле?

– Что будет, когда ты уедешь? Ты вернешься сюда?

– Не знаю, – ответила Соня после недолгого молчания, – Планировалось, что я закончу школу там и, наверное, поеду в Англию.

Ее слова превратились в кулак, который сжал мое сердце.

– А ты? – спросила Соня.

– Что я?

– Ты поедешь в Питер?

– Пока не знаю. Если бы ты уехала в Таллин, я бы точно поехал в Питер, чтобы быть поближе к тебе.

– В любом случае, – Соня толкнула меня своим острым локтем, – после школы ты можешь приехать ко мне.

– В каком смысле? Ты имеешь в виду… поступать в университет?

– Почему нет? – Она пожала плечами.

У меня пересохло в горле, хотя и до этого я ощущал легкую жажду.

Слова Сони заворожили меня.

Почему нет?

Раньше я не думал об этом. Но теперь…

* * *

В последний наш вечер мы сидели на лавочке в Нескучном саду и смотрели на звезды.

Вернее, Соня смотрела на звезды, а я, в основном, смотрел на ее профиль.

Моя Ваниар.

За рекой горели фонари и окна домов, но в парке было тихо и спокойно. Будто бы за рекой был совсем другой город.

Я положил руку на ее ладонь.

Соня повернулась ко мне и улыбнулась.

До этого я думал, что звезды могут отражаться в чьих-то глазах только в книгах.

Но нет. Они и правда отражались.

В этот момент я жалел, что в мире есть фотометрический парадокс. Ведь если бы Вселенная была меньше, а звезд было бы больше, то отражение в ее глазах было бы ярче.

Миллиарды звезд могли бы существовать, только чтобы отражаться в ее глазах.

Я положил подбородок на ее плечо и прошептал:

– Я вдруг стал жалеть о том, что не существует реинкарнации. Как явления. Конечно, я не могу точно знать, есть она или нет. Но все равно не верю. И это так грустно.

– Почему грустно?

– Просто… мы так мало времени провели вместе. И сейчас… В Швеции ты можешь найти себе кого-то другого. И все.

Соня долго молчала, прежде чем ответить:

– Но в этом что-то есть.

– В чем?

– Если бы мы встречались в других жизнях, это потеряло бы ценность. Мы живем только один раз. Мы просто узкий лучик света в бесконечности. И наша история тоже мимолетна и неповторима.

Я кивнул, стараясь сдержать слезы, а Соня взяла мои руки в свои. У нее были тонкие-тонкие пальцы. И руки холоднее, чем у меня.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросил я.

– Что?

– Не знаю. Какую-нибудь историю. Мне кажется, я влюбился в тебя, когда читал твои рассказы. Сначала ты писала про Железного Генриха, а потом у меня появился Влад. А потом про рыжего парня, который потерял надежду и обрел ее. Расскажи еще что-нибудь.

Соня обняла меня за плечи и приблизилась к моему уху.

– Помнишь, мы говорили, что обычно истории заканчиваются плохо?

– Да, – прошептал я.

– Наша история заканчивается не плохо. Она просто заканчивается. Представь, что мы уже были вместе. В других эпохах. В других вселенных. В других мирах. Наши атомы могли уже встречаться. Однажды мы были одной звездой. А может, одним человеком. И мы еще будем вместе. Может, даже в этой жизни. Материя ведь постоянно меняет свое положение.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, – сказала она, глядя мне в глаза, а потом со смехом отвернулась.

– Что смешного?

– Ничего. Просто никогда не говорила этих слов. Ну только родителям.

– А я даже родителям не говорил.

– Скажи когда-нибудь.

– Хорошо.

Тогда Соня поцеловала меня.

И вся Вселенная вокруг исчезла. Остались только мы.

* * *

Я вернулся домой ближе к часу ночи, и мы с Соней еще долго переписывались. В пять утра она перестала отвечать. Уснула.

А я не мог спать. Тогда я достал тетрадь для стихов и начал писать.

К семи утра, после огромного числа перечеркнутых строчек, я закончил.

Это стихотворение было не только о Соне, но и о том, что уходит.