Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

— А чем вы намерены заместить Бога и Христа?

— Принципом, — прозвучал ответ.

— Каким принципом?

— Удовольствием как смыслом жизни и достижением его как благородным занятием.

— Удовольствие для одного не всегда есть удовольствие для другого, оно бывает разным.

— Мудрые слова, о Сергий! Наше удовольствие — это услаждение чувств. Мало кто из нас думает о приверженности добродетели — это было бы все равно что предаваться мечтам, когда нужно действовать.

— Достижение удовольствия является вашим основным занятием?

— С нашей точки зрения, героическими свойствами человеческой натуры являются терпение, отвага и осмотрительность; поэтому наш девиз — Терпение, Отвага и Осмотрительность. Достижение удовольствия требует проявления всех трех этих качеств, что придает ему благородство.

Грек, судя по всему, говорил серьезно. Сергий осмотрел его от острых носков туфель до красного пера на красной конусообразной шляпе и с ноткой жалости в голосе произнес:

— Увы! Ты неосмотрительно выбрал себе новое имя. «Разврат» подошло бы тебе лучше, чем «Демид».

Грек приподнял брови и пожал плечами.

— Мы в Академии привыкли не только давать, но и брать, — заявил он без всякого смущения. — Однако, дорогой мой Сергий, я должен все-таки исполнить лежащую на мне приятную обязанность. Вчера вечером я при всех рассказал о том, что случилось на стенах. Если бы ты мог слышать, в каких словах я описывал твое вмешательство и какой хвалой сопровождал это описание, ты не обвинил бы меня в неблагодарности. Мои братья были поражены — раздался гром аплодисментов, тебя провозгласили героем, а потом меня без промедления уполномочили объявить тебе, что двери Академии открыты…

— Ни слова более! — вскричал Сергий, заслонившись обеими руками, будто бы от удара. Потом, бросив на собеседника испепеляющий взгляд, он дважды пересек келью из конца в конец. — Демид, — проговорил он, остановившись напротив грека, и лицо его покрылось запоздалой бледностью, — то, с каким пылом ты пытаешься отвратиться от Бога, доказывает, насколько Он тебе страшен. Академия — это лишь толпа, которую ты собрал, чтобы понадежнее спрятаться от Христа. Ты — проводник греха, ученик Сатаны… — Послушник говорил негромко, без всякой угрозы, однако в словах его чувствовалась сила, заставившая Демида съежиться. — Не стану благодарить тебя за то, что приглашение так до конца и не сошло с твоих уст, но лучше мне его не слышать. Давай расстанемся.

Резко повернувшись, он зашагал к двери.

Грек метнулся вдогонку, ухватил его за рясу.

— Сергий, милый мой Сергий, — проговорил он, — у меня не было намерения тебя оскорбить. Я должен высказать еще одну мысль. Подожди!

— Иного толка? — осведомился Сергий.

— О да, отличную от первой, как свет от тьмы.

— Говори быстрее.

Сергий стоял в дверном проеме. Демид проскользнул мимо него и остановился снаружи.

— Ты направляешься в Терапию? — спросил он.

— Да.

— Там будет индийская княжна. Она уже тронулась в путь.

— Откуда тебе это ведомо?

— Я никогда не спускаю с нее глаз.

Этот издевательский ответ напомнил Сергию об Академии. Блудный сын вознамерился произвести на него впечатление, проиллюстрировав тот самый принцип, который заместил для него Бога. Его девиз, как стало понятно Сергию, был не праздными словами, но вдохновенным символом, подобным кресту на хоругви. Этот фанатик, по сути, признался в том, что преследует юную княжну, — он выбрал ее в следующее приношение своему принципу, который, как и другой бог, ненасытен в отношении даров, жертв и почестей. Таков был ход мыслей инока.

— Ты с ней знаком? — осведомился Демид.

— Да.

— И ты считаешь, что она — дочь индийского князя?

— Да.

— Значит, ты с ней незнаком.

Грек презрительно рассмеялся:

— Даже лучшим и старейшим из нас сведения порою нужны не меньше, чем безанты в дар. Прими от Академии с наилучшими пожеланиями. Эта девушка — дочь базарного торговца, еврея, в чьих жилах нет ни капли благородной крови, иудейского пса, который ради заработка ссудил собственную дочь самозванцу.

— Откуда дошли до тебя эти… эти…

Грек не обратил внимания на его возглас:

— Сегодня днем у княжны Ирины будет празднество. Туда прибудут все до единого рыбаки с Босфора. Буду там и я. Приятного времяпрепровождения и скорейшего пробуждения тебе, Сергий!

Демид зашагал по коридору, но потом обернулся и произнес:

— Терпение, Отвага, Осмотрительность. Когда ты поймешь, что именно содержится в нашем девизе, Сергий, возможно, ты сделаешься сговорчивее. До встречи у дверей Академии — они всегда для тебя открыты.

Озадаченный послушник остался стоять в дверном проеме; зло, встреченное впервые, всегда обескураживает — что говорит о том, что добро принадлежит к естественному порядку вещей.

Сергий вкусил завтрак, приготовленный в строгом соответствии с правилами братства; будучи крайне простым, он не отнял много времени. Вернувшись к себе в келью, он распустил и тщательно расчесал волосы, а потом, свернув их в блестящую копну, спрятал под клобук. Достав чистый намет, он надел его так, чтобы он ниспадал на спину и на левое плечо. Потом он смахнул пыль с темной рясы, почистил распятие и крупные костяные бусины четок, помедлил немного, осмысляя пять таинств, привязанных к третьей бусине, — начиная от Воскресения Христа и заканчивая Увенчанием Пресвятой Богоматери. Исполненный спокойствия духа, какое приходит после отпущения грехов, послушник покинул стены монастыря и вскоре оказался на причале у ворот Рыбного рынка, выходящих на Золотой Рог. Он сильно припозднился и для скорости выбрал двухвесельную лодку.

— В Терапию, успеть к полудню, — обратился он к гребцу и, усевшись на скамью для пассажиров, погрузился в размышления.

Водный путь, которым следовал наш послушник, уже отчасти знаком читателю, поскольку общее его описание приводилось в главе, посвященной прогулке индийского князя по Босфору к Сладким Водам Азии. Там была предпринята попытка нарисовать — попытка, как мы вновь вынуждены с сожалением признать, довольно слабая — изумительную картину, включавшую в себя всевозможные элементы природной красоты, сочлененные в несравненном совершенстве. Впрочем, в данном случае путник, пересекавший пролив, не испытал по этому поводу обычного восторга.

Покой стремительного скольжения по водам, умаление струи под ударом весла, небо и поросшие лесом холмы, линия берега, вдоль которого выстроились город и дворец, синяя дымка, скрывавшая дали, птицы, ветра, корабли, идущие к берегу и от берега, брызги, мириадами блиставшие на разбивающихся о берег волнах, — во всех этих усладах для самых утонченных чувств ему было деспотически отказано.