Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

Мужчины были по большей части чернобороды, с грубоватыми обветренными лицами и крупными кистями рук, в черных просторных шароварах с красными кушаками и в голубых кафтанах с богатой вышивкой. Икры их оставались обнаженными, на ступнях были сандалии. Головы покрывали белые платки. Глаза были яркими, движения ловкими, вид оживленным. У многих на непокрытых шеях висели на лентах или шелковых шнурах обереги из раковин или серебра. У женщин на головах были короткие вуали, прикрепленные гребнем, но скорее для красоты, вместо головного убора. Женщины были одеты в короткие безрукавки поверх снежно-белых рубах; их дополняли ярких цветов юбки с каймой из камвольной шенилли и сандалии с ремнями, искусно оплетающими лодыжку, — получалось чрезвычайно живописно. Некоторые из самых молодых миловидностью не уступали нимфам Эллады и прекрасных Киклад. Впрочем, в большинстве своем женщины выглядели преждевременно увядшими, а их общий вид, визгливые голоса, а также торопливость и напор, с которыми они предавались сиюминутным развлечениям, бессознательно подтверждали, что жены рыбаков везде одинаковы. Не приходится далеко ходить, дабы оказаться на периферии общества, — слишком часто она расположена прямо под любимым балконом короля.

Внимание посетителей привлекло нечто на правой створке ворот. Когда Сергий подошел ближе, его задержали напиравшие гости, увлеченные жарким спором; проследив за их взглядами и указующими пальцами, послушник заметил над головой медную табличку с непонятной надписью. Надпись эта представлялась ему столь же непостижимой, сколь и его соседям. Кажется, по-турецки, но, может, и по-арабски — а может, это и вовсе не письмена. Некоторое время он постоял, выслушивая всевозможные предположения. Но тут подошел цыган с медведем на поводу — он, в свою очередь, привлек к себе стайку шумных мальчишек. Цыган остановился, оставив без внимания устремленные на него неприветливые взгляды, а увидев табличку, тихо проговорил «Салям» и несколько раз благоговейно повторил это слово.

— Глянь-ка на этого гамари. Он-то знает, в чем там смысл.

— Так ты его и спроси.

— И спрошу. Эй ты, не ведающей религии, приспешник разбойников! Скажи-ка нам, что вот это, — указывая на табличку, — означает? Подойди посмотри!

— Мне нет нужды подходить ближе. Мне и отсюда хорошо видно. Кроме того, мне ведома религия. Вот только я не кичусь своей верой в Бога, я просто в него верую, — отвечал вожатый медведя.

Рыбаки добродушно отнеслись и к упреку, и к вызванному им смеху и отвечали:

— Ладно, мы квиты. Может, скажешь теперь то, о чем тебя просили?

— С радостью, ибо вы способны пристойно обойтись с чужаком… Юный Магомет, сын Мурада, султана султанов… — Цыган умолк, отдавая дань почтения этому титулу. — Да, так вот, юный Магомет мне друг.

Стоявшие рядом разразились недоверчивым смехом, однако цыган продолжал:

— Он долгое время проживал в Магнезии, столице процветающего удела, отданного ему в правление. Никогда еще человек, занимавший этот пост, не был столь великодушен к своим подданным, а искушенность в науках способствовала правильности его суждений; именно она подсказала ему, что главное достоинство развлечений — разнообразие. Если бы он только и делал, что слушал докторов, рассуждающих о философии, или своих преподавателей математики, или придворных поэтов и историков, его ум помрачился бы так же, как помрачены их умы; именно поэтому, одновременно с постижением наук, он развлекается псовой и соколиной охотой, участвует в состязаниях и турнирах, изображает странствующего менестреля, и довольно часто мы с Жокардом — что, разве не так, дружище? — он чувствительно дернул медведя за повод, — мы с Жокардом бывали допущены к нему во дворец.

— Великолепный правитель, нет сомнения; однако я не о нем спрашивал. Табличка, приятель, — что это за табличка? Если что-то пустое, тогда пропустите Жокарда.

— Дураки встречаются всякие, бывают дураки-простаки и дураки-мудрецы. Когда дурак-мудрец отвечает дураку-простаку, он всегда искуснее в речах, чем в доводах.

Слова гамари вновь вызвали смех, он же продолжил:

— После этих пояснений я готов удовлетворить твое любопытство.

Он выудил из-за пазухи бронзовую пластину, размерами куда меньше прибитой к воротам, в остальном же в точности такую же.

— Видите? — спросил он, поднимая ее повыше.

Взгляды стремительно перебегали от одной таблички к другой, вывод не заставил себя ждать.

— Они одинаковые, но и что с того?

— А вот что: однажды нас с Жокардом позвали развлекать принца; насмотревшись, он отпустил нас, вручив мне красный шелковый кошель, набитый золотыми монетами, а Жокарду — вот этот паспорт. А теперь слушайте. Раньше злым людям случалось побивать нас дубинками и камнями — я имею в виду турок, — но теперь, входя в город, я привязываю это к ошейнику Жокарда, и нас встречают наилучшим образом. Нас поят и кормят, предоставляют удобное жилье, обихаживают и не просят оплаты.

— Выходит, эта табличка — волшебная?

— Нет, — ответил гамари, — если не считать волшебством любовь народа к принцу, которому предстоит им править. Здесь сказано, что мы с Жокардом — друзья принца Магомета, а туркам этого достаточно; то же самое сказано и там. Мне этот знак говорит о том, что эти ворота, эти земли и их владелец находятся под его покровительством. Кстати, — продолжал вожатый, изменив тон, — любезный ответ требует другого такого же, а потому спрошу: когда здесь побывал принц Магомет?

— Лично? Он здесь не бывал.

— Не может быть.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что вижу эту медную табличку.

— И что она доказывает?

— Да уж! — воскликнул цыган, смеясь. — Каких только странных вещей мы с Жокардом не наслышались, каких только людей не встречали — не так ли, дружище? — Он снова резко дернул за повод, заставив медведя взвизгнуть. — Но нам это только на пользу. Мы все время чему-то учимся, и знаешь ли, друг мой, на каждый солид найдется своя нумия.

— Я готов за ответ заплатить тебе нумию.

— По рукам! Договорились при свидетелях!

Потом, скользнув взглядом по окружавшим его лицам, будто бы привлекая внимание к заключенной сделке, гамари продолжил:

— Слушайте. Как я сказал, эта табличка служит доказательством, что принц Магомет побывал здесь лично. Желая оповестить своих подданных о том, что все в этой усадьбе, в том числе и ее владелец, находится под его личной охраной, принц добавил к этому заявлению свою подпись.

— К заявлению?

— Да — можете называть это простой медью, если вам так нравится; тем не менее на ней написано «Магомет», а поскольку подобные милости должны быть скреплены его подписью, раздавать их он может только лично. Никто более, за исключением разве что великого султана, его отца. Жокард получил такую табличку напрямую из руки принца, а посему — надеюсь, друг, нумия у тебя уже готова — табличка на этих воротах тоже была прибита непосредственно рукой принца.