Двадцатое июля - Станислав Рем
Шрифт:
Интервал:
Для себя следователь облюбовал наблюдательный пункт на обломках разрушенной мастерской, которые находились как раз напротив подбитого танка: с их вершины хорошо просматривалась практически вся местность. Правда, в дневное время. Теперь же можно было различить лишь серые тени. Дважды слух Мейзингера привлекал непонятный звук, раздававшийся со стороны подбитой машины, но желания спуститься и подойти ближе он не испытывал: вонь, источаемая разлагавшимися в танке трупами, отбивала всякое любопытство. «Голодные коты или собаки на охоту вышли», — успокоил себя следователь.
Когда же отошел чуть в сторону, дабы облегчить мочевой пузырь, сильный удар тупым предметом в пах сложил его пополам. Руки невольно скрестились на причинном месте. Второй удар пришелся по голове и отключил сознание.
Придя спустя какое-то время в чувство, Мейзингер обнаружил, что находится в комнате, расположенной чуть левее его недавнего пристанища. Причем привязанным к батарее. И еще одно неудобство приносило ему невыносимые страдания: его горло теперь тесно контактировало с обломком водопроводной трубы, один конец которого был зафиксирован в ребрах батареи отопления, а второй находился в руках незнакомого человека.
— Вы кто? — Мейзингер не узнал своего голоса: сплошной хрип.
— Сколько вас?
— Я не понимаю…
Мужчина слегка надавил на трубу, и Мейзингеру показалось, что кадык провалился внутрь шеи. Воздух перестал поступать в легкие. Тело самопроизвольно начало биться в конвульсиях, на уровне подсознания пытаясь принять позу, при которой можно получить хотя бы один глоток кислорода. Рука незнакомца ослабила нажим:
— Сколько вас?
— Шесть.
— Где?
Мейзингер понял: на его месте лучше говорить правду.
— Двое в районе метро. Двое — в подвале. Один в районе перекрестка.
— Плюс ты. И плюс двое в машине. — Человек говорил тихо и оттого жутковато. — Еще люди есть?
— Вы совершаете грубейшую ошибку, — прохрипел гестаповец.
— Я так не думаю.
Мейзингер приценился к ситуации. Судя по всему, незнакомец был не из военных. Достаточно длинные волосы. Цивильный костюм, мешком висящий на худой фигуре. С таким справиться особого труда не составит. Достаточно лишь добраться до пистолета в кармане. К чему гестаповец и приступил: принялся тихонько ерзать по щебню, делая вид, будто принимает более удобную позу.
Незнакомец надавил на обломок трубы повторно:
— Не советую делать липших движений. Ваше оружие у меня. Так что держите руки на виду.
Гестаповцу пришлось подчиниться.
— Я могу предложить выход из создавшейся ситуации. — Мейзингер еле сдерживал слезы бессилия. — Мы обставим все так, будто на меня напали мародеры. Вы ведь один из них, да? Вы оставите меня здесь связанным и исчезнете. Поймите: нападение на сотрудника полиции обернется для вас весьма плачевными последствиями. — Мужчина молчал. — Доверьтесь мне. Я смогу вам помочь. — Мейзингер старательно пытался снабдить свой голос самыми доброжелательными и позитивными интонациями. — Есть и еще одно предложение: в случае оказания нам помощи вы будете награждены самим рейхсфюрером.
— Пеньковой веревкой?
— Ну почему? Я могу вам гарантировать…
— Вы мне ничего не можете гарантировать…
— Нет, нет, уверяю вас, я…
Незнакомец поднес к губам пленника палец:
— Говорите тише, герр…
— Мейзингер.
— …герр Мейзингер. Нам сейчас шум ни к чему. Что вы здесь делаете? Кто вас прислал сюда на ночь глядя?
— Простите, но…
Проклятая труба снова впилась в горло. Нога гестаповца опять заелозили по полу.
— Итак?..
— Нам приказано… убить одного человека.
— Кого?
— Корректора Бургдорфа из местной типографии. — («Дьявол, пришлось-таки открыться…») Мейзингер попытался вздохнуть полной грудью. Не вышло.
— Причина?
— Не знаю. Нам приказали.
Очередной контакт трубы с горлом.
— Он двойник Гитлера! — не выдержав пытки, прохрипел гестаповец.
Труба мгновенно отстранилась. Мейзингер начал торопливо, со свистом, втягивать в себя живительный воздух.
Мужчина ненадолго задумался, а потом, видимо, сделав какие-то выводы, по-прежнему тихо произнес:
— Где ваши документы?
— Во внутреннем кармане.
Незнакомец перехватил трубу в другую руку, слегка при этом охнув. «Да он ранен», — догадался Мейзингер. Ну что ж, раз у него есть больное место, мы на него и надавим.
Рука мужчины проникла во внутренний карман пиджака гестаповца, нащупала корочку картона, вытащила ее наружу. Мейзингер приготовился. Для ознакомления с текстом удостоверения незнакомцу придется повернуться так, чтобы тусклый лунный свет упал на бумагу. А значит, ослабить нажим на шею. Тогда и настанет долгожданный момент: нужно будет изловчиться и сильно ударить его ногой по больной руке. Или по плечу. И тут же заорать. Что есть мочи. Так, чтобы услышали свои.
Как и рассчитал Мейзингер, похититель, не в силах разобрать в темноте ни одной буквы, слегка отвернулся от него. Следователь тут же поджал ноги под себя и приготовился резко выбросить их и опустить на раненое плечо незнакомца. Однако сделать этого не успел. Откуда-то сверху неожиданно свалилась странная тень, которая оттолкнула незнакомца так, что тот упал, а сама с силой нажала на трубу. Металл впился в горло еще больнее, чем прежде. Тело гестаповца несколько раз дернулось и испустило душу Богу. Без поминальной молитвы, без родных и друзей. В кругу врагов и в куче мусора.
Упавший с трудом поднялся и схватил незваного гостя за плечо:
— Что вы натворили? Это же…
— А что вы хотели, господин Штольц? — шепотом спросил Бургдорф. — Чтобы он сдал вас гестапо? И не шумите. Нам сейчас шум ни к чему.
— Господин Бургдорф?! — Журналист был ошеломлен.
— Собственной персоной. И премного вам благодарен за мое спасение. Если б не вы, лежать бы мне вон под тем монстром, — корректор мотнул головой в сторону обгоревшего танка, — г- всю ночь. А может, и сутки кряду.
За время своего короткого монолога Бургдорф успел обыскать карманы убитого гестаповца, найти флягу, отвинтить крышку и припасть к горлышку. Пил он долго. Поглощая воду большими жадными глотками.
Дождавшись, когда тот наконец напьется, Штольц тихо признался:
— Это они по моей милости к вам нагрянули. — Бургдорф посмотрел на него с удивлением. — Вашего гонца выследили, — пояснил журналист. — Уж не знаю, чем он насолил гестапо, но за ним, похоже, велось наблюдение. Ко мне потом приходил сам Мюллер. И спрашивал именно об этом русском. Промолчать или соврать я не мог: он грозился прямо при мне убить мою соседку. А она ждет ребенка. Простите.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!