На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ

свое время студентки группы, где училась Таня, обнаружили, что одна из них посещает Владимирский собор, а в портфеле носит религиозную литературу. Было комсомольское собрание — Л. выгнали из Пединститута. Она перешла на заочное отделение, окончила его. Таня участвовала в комсомольском собрании и потом часто вспоминала этот грех и мучилась. Спустя десять лет представился случай искупить его.

Однажды директор спросила Таню об Л.: «Она хочет поступить к нам на работу, но говорят, что в институте она верила в Бога?»

— Это было давно. А я о ней слышала как о хорошем работнике.

Л. приняли. Но т. к. начальство интересовалось слухами о том, что она продолжает ходить в церковь (уже будучи работником Министерства просвещения УССР), то Таня решила предупредить ее. Объяснила свое нынешнее отношение к религии, ведь тогда, в 55 году, она была, как все. Л. ничего не сказала Тане, но сотрудникам высказала жалобу, что Таня хочет выжить ее с работы. Таня перешла работать в Кабинет игр и игрушек. А вскоре заместителем директора (после выгона авантюриста) стала Л. После увольнения директрисы она стала директором. И начала мстить Тане, ее друзьям. Но действовала глупо, мелко, злобствуя, восстановила против себя весь коллектив и в конце концов тоже погорела на финансовых махинациях. Ее сняли с поста директора, уволили из Министерства.

Я часто заходил в Кабинет, изучал новые игрушки, писал рецензии (под чужой фамилией). С Л. мы только здоровались. Но во время следствия 72 г. она свидетельствовала, что я вел с ней антисоветские разговоры. Ее показания фигурировали в обвинительном заключении.

Типичная «сложная советская натура». Смесь в психике всего самого противоположного. Она оставалась верующей, делала карьеру, воровала, лжесвидетельствовала против личного врага, забывая, что ее преследовали за веру как раз враги ее «врага». И ведь не Таня разоблачила ее воровство, а сексотка. А месть — Тане (сексотку она презирала, а к Тане испытывала зависть и злобу; как-то в момент случайной откровенности высказала ей свое жизненное кредо — «надо уметь приспосабливаться»).

Осенью меня вызвали в райисполком. Это означало, что собираются завести дело о тунеядстве. Они предложат неподходящую работу, я откажусь, и тогда можно судить как нежелающего работать.

Я ожидал провокационных вопросов, разговоров о причинах увольнения и т. д. Но, когда увидел лицо начальника отдела по трудоустройству, понял, что это хуже ГБ: ниже по интеллектуальному уровню. С ним невозможно разговаривать, что-либо доказывать. Это впечатление подтверждалось разговором с двумя девушками, который он вел при мне. Их тоже вызвали по поводу работы. Проститутки, бывшие работницы фабрики. Он с ними благосклонно заигрывал, бросал скабрезные шутки. Они отвечали полупрезрительно, полуиспуганно. Работать они явно не хотели, но искали компромиссное решение, приспосабливались.

Моральный уровень моего работодателя был настолько низок, что я решил: буду говорить «да» или «нет», не входя в объяснения.

Когда мы остались одни, он спросил фамилию.

— А! Хотите работать?!

— Да.

— Что умеете?

— У меня высшее образование, математик. Могу работать в исследовательских институтах, на заводе, математикой. Могу преподавать математику в вузах, техникумах, технических училищах, школе. Могу быть редактором или корректором на украинском или русском языках. Но согласен и кочегаром.

— А! Кочегаром? Сейчас позвоню в кочегарку…

Быстро договорился с заведующим кадрами какого-то

военного подразделения.

Завкадрами сразу отрезала:

— Но ведь вы хромой. А это тяжелая работа. Кочегарка на угле, надо лопатой бросать уголь.

— Знаю.

— Ваше образование?

Я замялся. Она посмотрела в паспорт.

— Инженер? Но зачем вам работа кочегаром?

— Мне рекомендовали… врачи…

— Гм… Политика?.. Не бойтесь сказать, все равно нельзя принимать с высшим образованием.

Меня прорвало:

— Но ведь из райисполкома послали к вам!..

— Да, а потом этот же дурак будет меня ругать.

— А не можете вы это ему сказать по телефону сейчас, при мне, чтобы он не морочил мне голову?!

Она позвонила и обругала «товарища» дураком:

— Вы же сами постановили не принимать на физическую работу с высшим образованием.

Прощаясь, спросила сочувственно:

— Сказали что-нибудь кому-нибудь?

— Да.

— То-то. Осторожнее надо. Доносят многие.

Приехал в райисполком.

— Вы что, не знали, что у меня высшее образование?

— Ничего! Посмотрите список свободных мест.

Несколько мест кочегаров, два места воспитателя в

женских заводских общежитиях. Эту проблему властей я знал. Ни один воспитатель долго не выдерживает в таких общежтиях. Положено проводить беседы, следить за моральным обликом молодых строительниц коммунизма, водить их в кино, театры — одним словом воспитывать. Им скучны такие воспитатели. И в конце концов воспитатель «морально разлагается».

Я сказал, что могу быть воспитателем. Но он и ухом не повел (науку бросить в воду — воспитывать работниц! Хватит им майора Грищука).

Пригласил зайти через неделю. Приезжаю.

— Хотите учителем математики?

— Да.

— Есть место.

Звонит в районный отдел народного образования.

— Можете ехать.

В роно выяснилось, что нужен только учитель украинского языка.

Я поскандалил и махнул рукой на исполком.

В эти же дни вызвали в милицию Ивана Светличного. Полковник потребовал отчитаться в средствах, на которые существует Иван.

Тот показал договоры на переводы, различные квитанции и т. д.

— Хорошо, но советую куда-нибудь устроиться, хотя бы формально.

Почти в то же время Сверстюку в Институте ботаники сказали, что он работает не по специальности.

Ясно было: развертывается кампания, чтобы поставить нас в безвыходное положение — одних выгнать с работы, других привлечь к суду за тунеядство.

*

События нарастали. Пришла работа братьев Медведевых «Кто сумасшедший?». 29 мая Жореса Медведева насильственно поместили в психушку — без суда, без следствия. В борьбу за Медведева включились крупнейшие генетики, Солженицын, Сахаров, Твардовский, старые большевики.

Я встретился с другом Жореса Медведева. Он считал, что на этот раз была самодеятельность местного ГБ по наущению лысенковцев. Они не могли простить Жоресу Медведеву его книгу о Лысенко и «мичуринской биологии», ее методах ведения «дискуссий», где решение научных споров было в руках партийных босов и тайной полиции. Они показали Жоресу, что тайная полиция — все еще серьезный аргумент в руках «умных» ученых.

Рой Медведев, описывавший события со своей стороны, совершенно точно в беседе с психиатром Лифшицем определил творчество И. Шевцова как творчество психически больного человека. Но ведь ясно было, что больным является все общество. И поэтому оно считает (или делает вид, что считает) больными здоровых людей. И поэтому больной Шевцов является рупором государства. Он адекватен сути общества.

Благодаря энергии друзей, Жореса Медведева удалось спасти. Друг Жореса рассказывал, что академик Сахаров на конференции (или съезде) по генетике обратился к генетикам выступить в защиту их коллеги. Молодежь, откликнувшуюся на его призыв, он уговорил не выступать — для