Дань псам. Том 1 - Стивен Эриксон

– За меня не беспокойся, и не с таким справлялся. Я хочу открыть кузницу – и открою, нравится это Гильдии или нет. В конце концов они просто будут вынуждены меня принять.

– Боюсь, когда тебя убьют, тебе уже будет все равно.

– Не будет. В смысле, меня не убьют.

– Тогда они распугают всех, кто захочет к тебе обратиться.

– Молоток, я очень хорошо знаком с малазанским оружием и доспехами. Качество моей работы отвечает всем стандартам, принятым в твоей бывшей армии, а они, как тебе известно, высокие. – Он посмотрел на целителя. – Или хочешь сказать, что вы с товарищами тоже боитесь Гильдии?

– Нет, конечно. Но не забывай, что мы в отставке.

– И поэтому на вас охотятся убийцы.

– Ах да, совсем забыл. Тут не поспоришь. Все равно, Баратол, вряд ли нашей горстки хватит, чтобы твое дело держалось на плаву.

– В посольстве целая рота стражи.

– Верно.

– Здесь вообще довольно много малазанцев. Взять хоть дезертиров с северных кампаний…

– Тоже верно, только они почему-то нас сторонятся. Нам, конечно, плевать, хотя было бы неплохо завлечь их в корчму. Мы друг друга не обидим.

– Хорошо, так и буду говорить своим посетителям. Услуга за услугу.

Молоток выкинул размокший рожок и вытер руки о легинсы.

– Да, в детстве мороженое было вкуснее. С другой стороны, и дороже, потому что лед делала ведьма. Здесь же как-то обходятся с помощью подземного газа.

Баратол посмотрел на измазанную физиономию целителя и прикинул, как тот мог выглядеть ребенком. Образ заставил его снова улыбнуться.

– Мне нужно найти подходящее место под кузницу. Подсобишь, Молоток?

– С удовольствием, – ответил целитель. – Город я знаю, только объясни, что конкретно тебе нужно.

И Баратол рассказал.

Молоток долго смеялся, а потом повел кузнеца в темные предсердия города, где шумела кровь и можно было творить всевозможное коварство. При должном настрое, конечно. А настрой у Баратола Мехара был, ведь ему швырнули в лицо перчатку!

Вол – да-да, тот самый, – покачивая головой, тянет повозку с плиткой в благословенную тень входной арки. Еще несколько шагов – и он оказывается на залитом солнцем дворе, хлопая тонкими белесыми ресницами. Где-то неподалеку призывно журчит желанная холодная вода, аромат ее – легкий поцелуй на широком мокром носу, из которого торчат еще более тонкие белесые волоски. Вол вскидывает свою могучую голову в надежде, что погонщик сжалится над измученным животным.

Нет, не сжалится. Сперва надо разгрузить повозку, а потому вол будет стоять, изнывая от жажды и пережевывая свою утреннюю жвачку с громким причмокиванием и влажным клацаньем зубов. Над ним будут виться надоедливые мухи, но что уж тут поделать? Ничего. Лишь ночная прохлада разгонит их, и вол сможет заснуть во всем своем воловьем величии под звездами (если повезет), куда, видимо, и улетают на ночь мухи.

Конечно, залезть в голову к волу – значит потратить уйму времени, а в итоге все равно не найти там ничего, кроме спокойствия и умиротворения. Лучше отвлечься от жвачного зверя и посмотреть на двух подозрительных персонажей, бочком просачивающихся в ворота. Это не строительные рабочие, снующие туда-сюда, не писари, не слуги, не каменщики, не конструкторы, не инспекторы и не замерщики. На вид скорее злоумышленники, шпионы, но на деле куда хуже…

В списке двенадцать имен; одно, к счастью, вычеркнуто. Одиннадцать прочих найдены, но ускользнули, как угри, коими, без сомнения, являлись, преследуемые долгами, неудачами и кознями капризного мироздания, раздающего несчастья направо и налево. Но этим двоим уже не было дела, что там не сложилось у головорезов, которых послали наказать должников и выбить у них долги.

Освобожденные от всякого бремени, благословленные сладкой свободой, Ожог с Леффом пришли в усадьбу, которая восставала из пыли заброшенности и запустения, чтобы снова стать величественным венцом к прибытию благородной госпожи. Да, ходили слухи, что это женщина. Лицо скрыто вуалью, но глаза! Такие красивые глаза! Как они распахнутся, когда я наклонюсь…

Ожог с Леффом нерешительно шли вдоль стены, стараясь держаться в тени ворот. При этом они вертели головами, как будто заблудились или собирались сбежать, прихватив плитку, охапку кирпичей или, например, мешок с железными клиньями…

– Эй, вы двое! Чего тут забыли?

Несостоявшиеся воры испуганно обернулись. Навстречу им кавалерийской походкой шагал, высоко задирая ноги, словно по трясине, седеющий десятник-гадробиец. Лефф по привычке убрал голову в плечи, явно спасаясь от удара топором – и одно это многое говорит о его прошлой жизни, правда? – после чего сделал шажок вперед и улыбнулся так криво, что это выражение больше походило на гримасу боли.

– Мы хотим поговорить с управляющим, – сказал Лефф.

– О чем?

– Сторожить ворота. У нас много разнообразного опыта.

– Понятно. А подходящий есть?

– Подходящий к чему?

Лефф оглянулся на Ожога – у того по лицу стремительно распространялась паника. Сам Лефф ощущал растущее отчаяние: и с чего им взбрело в голову, будто они могут подняться на ступеньку выше? Безумцы!

– Мы… мы могли бы, ну… выгуливать ее собак.

– Да, пожалуй, могли бы, будь у госпожи собаки.

– А они есть? – спросил Лефф.

– Кто – они?

– Собаки, которых нужно выгуливать.

– Даже тех, которых не нужно выгуливать, нет.

– Мы можем стеречь ворота! – выпалил Ожог. – Да, мы пришли сюда, это, наняться в охрану усадьбы. И если ты думаешь, что мы не в состоянии держать в руках меч или арбалет, то ты нас совсем не знаешь, так ведь?

– Так, да, – кивнул десятник.

– Что – так? – не понял Лефф.

– Стойте тут, а я приведу управляющего Назамка.

Десятник ушел; вол, стоящий у груды мусора, проводил его тоскливым взглядом.

– Назамка? – переспросил Лефф у Ожога.

Тот лишь беспомощно пожал плечами.

– Не слышал про такого. А ты?

– Нет, конечно. Я бы запомнил.

– Почему?

– По Худову кочану! Ты что, совсем кретин?

– Зачем мы сюда пришли, Лефф?

– Торвальд наотрез отказался с нами работать, забыл? Он теперь нам не ровня. А мы хотим ему доказать, что он не прав. Мы наймемся стражниками в усадьбу. Будем носить мундиры с полированными пряжками и плетеной перевязью. А он пускай корит себя, что отрекся от нас, что не захотел быть другом или партнером. Из-за бабы, уверен. Мы ей никогда не нравились, особенно ты, Ожог. Ты во всем виноват, и не думай, что я об этом забуду.

Завидев, что десятник возвращается, Лефф закрыл рот и вытянулся в струнку. Рядом с десятником семенила фигура, с ног до головы закутанная в бинты. На каждый размашистый шаг старика приходилось три шажка мумии. Маленькие ступни, тоже замотанные, вполне могли быть раздвоенными копытами. Лицо спутника скрывал капюшон, из-под которого виднелось нечто вроде маски. Руки его были воздеты вверх, как у богомола; сравнение сначала пришло в голову Леффу и чуть позже – Ожогу. И если это и правда управляющий усадьбой, то что-то с миром определенно не так, но понять, что именно, Леффу с Ожогом было не под силу.