Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

Я перевёл взгляд на оборотня — тот чуть заметно ухмылялся. Видел ли это кто-то ещё, я не знал, но нарушить тишину не решился.

— А, знаешь, что?.. — воскликнул Митрофан. И это было добрым знаком — он пошёл на диалог — возможно, драки удастся избежать. — Мне тоже есть, о чем тебе рассказать…

Ипполит в мгновение обмяк, точно медуза, выброшенная на берег. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Уж не хотел ли он намеренно спровоцировать драку? Зачем? Может, подобным способом он рассчитывал выйти из игры?

Я не сразу заметил, что к волчьим голосам примешались и голоса сельских псов. Они скулили, лаяли, протяжно выли, вторя своим диким сородичам. Ничего хорошего это не предвещало; животные словно чуяли приближение беды. Я представлял, как собаки рвутся из загонов, роют землю и вертятся волчком, приходя в неистовство.

Близился час, и внутри пленника пробуждался ужас, готовый осквернить всё, до чего сможет дотянуться. Чудовище уже рвётся на волю, ведомое магнетизмом луны и необузданным голодом. По мере его приближения мы ощутим запах псины, исходящий от Игната; из его рта изольётся отвратительная смесь греха и непотребства…

— Выкладывай, — насупив брови, прохрипел Ипполит и подался вперёд. Ему не терпелось узнать, что натворил этот великодушный Митрофан, который мухи в своей жизни не обидел.

— Помнишь, когда мы были детьми, у вас сгорел амбар? — проговорил Митрофан, смакуя каждое слово.

— Только не говори, что…

— Да. Я его поджёг. Неумышленно, конечно, но признаться побоялся. Помню, как бежал, сломя голову, а в спину мне летел пепел от соломы. Ветром его разнесло на десятки километров, и небо потемнело, как при грозе. Я нёсся через поле, запинался и плакал, не помня себя от страха, и молился всем богам, чтобы меня никто не увидел.

— В ту зиму мы чуть не умерли с голода, — зло прошипел Ипполит. — Нам пришлось побираться, как бродягам, чтобы выжить. Весь наш урожай сгорел подчистую, сдохли все собаки, и нам пришлось их съесть, чтобы мясо не пропало. Родители считали, что пожар произошёл из-за засухи. Моя сестра едва не умерла от кори, потому что мы не могли платить лекарю.

— Да, всё так, — согласился Митрофан. — Мой грех, не отрицаю.

— Ты чуть не убил всех нас, — рука Ипполита легла на рукоять ножа, но в это же самое мгновение послышался щелчок взведённого курка.

Митрофан целил из ружья в сидящего напротив Ипполита. Под столом, так, что никто не мог этого видеть. Поняв, что не успевает поднять клинок, охотник скривил лицо в зловещей гримасе и демонстративно убрал руку.

— РИТА-А, — прокричал Митрофан так резко, что я подскочил.

Через некоторое время со скрипом отворилась дверь, и в проёме показалась жена хозяина дома. Глядя на Митрофана, любой несведущий мог решить, что Рита его младшая сестра, либо дочь. Она была моложе супруга лет на двадцать, небольшого роста, кареглазая, с правильными чертами лица. Ее внешность нравилась мужчинам и вызывала зависть у женщин. Лишь одно в ее облике смущало окружающих — на руках и на ногах у неё было по четыре пальца…

— Принеси керосинку, а то мы уже друг друга не видим.

Рита молча вернулась в дом, притворив за собой дверь.

Доев очередной кусок мяса, Игнат со звоном бросил вилку на стол и протяжно отрыгнул. Казалось, о нём уже все позабыли в ходе последних событий, чуть не закончившихся дракой. Я единственный, кто следил за всеми.

Тяжёлые тучи внезапно расступились, и нас озарил лик полной луны. Она нависла над нами в безмолвном ожидании, словно высматривая своё дитя, спрятанное под личиной человека. Чёрные пятна на её идеально круглой поверхности напоминали очертания некоего лица: уродливого, но живого. Бледно-жёлтый свет разлился по двору. Это был лишь обман зрения, но мне виделось, что на Игнате свет лежал ярче, чем на всём прочем. Оборотень не мог сопротивляться; подался вперёд, изогнув шею, и закатил глаза к небу. Мне показалось, что он вот-вот завоет, но в самый последний момент тучи сомкнулись, закрыв луну.

— Что ты чувствуешь? — поинтересовался Григорий.

— Она зовёт, — ответил Игнат, не спуская глаз с небосвода. Он надеялся, что луна появится вновь, но тучи сплелись плотным кольцом, за которым различался лишь неясный силуэт ночного светила.

А я готов был поклясться, что лунный свет подействовал и на меня. Внутренние стенания и тревога уступили место безмятежности; неконтролируемый страх сменился спокойствием и умиротворением. Луна воздействовала гипнотически, приковывая к себе взгляд, переворачивая мысли и сознание. Теперь я представлял, почему люди сходят с ума, наблюдая за ней долгое время.

Тишину нарушил скрип открываемой двери. Из тёмного проёма показалась Рита, неся перед собой керосиновую лампу. Пламя слегка притушено, но его хватало, чтобы сносно видеть на расстоянии нескольких метров.

Женщина поставила лампу на стол и начала собирать посуду.

— Сейчас вернусь за остальным, — сказала она и двинулась в дом, шелестя тапочками по гравию, которым были присыпаны самые низкие участки двора.

Стало светло и как будто немного теплее. Свет керосинки рассеивал тьму, выхватывая из неё задумчивые лица охотников.

Митрофан снял с пояса кисет, вынул трубку и упаковку табака. Не торопясь, прочистил трубку тонким металлическим шомполом, хорошенько продул, обстучал о край стола и наполнил чашку курительной смесью. Как только спичка разожгла табак, в воздухе разлился приятный аромат, и кольца дыма взметнулись в черноту ночи. Несколько раз затянувшись, хозяин пустил трубку по кругу.

— Я тоже хочу кое-что рассказать, — ни с того, ни с сего заявил Григорий. — Это напрямую касается тебя, малец.

Сердце моё сжалось. За свои годы я не успел ещё натворить ничего безрассудного, да и мне, если припомнить, никто гадостей не делал. Потому слова охотника меня обескуражили.

Но тут Игнат разразился приступом кашля, тем самым заставив каждого схватиться за оружие. Зазвенела сталь, защёлкали взведённые курки, даже пламя в керосинке заметно заколыхалось. Оборотень поднялся с чурбана и, не в силах откашляться, согнулся пополам.

— Что с ним? — В панике заголосил Всеволод. — Начинается? Он превращается?

Митрофан жестом приказал успокоиться. Но все были уже на пределе.

— Табак… — сквозь кашель проговорил Игнат. — Не переношу… запах.

Мужики облегченно вздохнули. Ножи и ружья вернулись на свои места.

Григорий затянулся и передал трубку Всеволоду.

— Так вот, что я хотел вам рассказать, — успокоившись, продолжил он. — Когда-то мы были друзьями с твоим отцом, малец. С Семёном…

— С отцом? — переспросил я. Должно быть, выглядел как дурачок.

— Да, с твоим отцом. Мы дружили до самой его смерти, чтоб ты знал. И не было для меня