Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

с ней — так уж получилось, когда мальчики сдвигали парты, — и всю дорогу пожирала рулетики, до которых могла дотянуться своими лапами, чем вызвала у Полины отвращение. Она одна — Полина это видела — умяла целый шоколадный рулет, но сделала это по-хитрому — переложила несколько кусочков на одноразовую тарелку, как бы всем с этого края стола, а затем два куска положила себе. Затем она съела всё с одноразовой, и вытянула ещё один кусок из нарезанного рулета. После этого съела два куска на собственной тарелке, и, чуть позже, один за другим, съела последние куски, оставив на месте рулета только усыпанную крошками бумажную подкладку. Между делом она пробовала и другие рулетики. Черничный ей понравился, но не так, как шоколадный, от которого она сожрала аж четыре куска. Она оценила с варёной сгущёнкой, карамельный и крем-брюле — по три куска каждого. Клубничный и абрикосовый ей вовсе не понравились — всего по одному куску. Шоколадных конфет набрала ладонью и положила себе на тарелку, откуда они перекочевали по карманам. Затем она положила ореховый, два куска, себе на тарелку, попробовала — и сморщилась. С трудом доев первый кусок, она пальцами взяла второй и положила его обратно на общую тарелку.

— Сожри его, — вырвалось у Полины.

Дурында повернулась к ней и неуверенно улыбнулась.

— Что? — спросила она, показав испачканные в шоколаде зубы.

— Не ложи обратно, если своими говёным пальцами трогала, — Полина взяла кусок орехового рулета и переложила к ней на тарелку. — Жри давай.

— Ну, я потом поем, когда ещё чай вскипятят, — Лиза пододвинула к себе тарелку, вздыхая, будто её заставляют делать что-то неприятное. — Без чая не могу, он сухой.

— Шоколадный ты без чая жрала, — Полина взяла пластмассовый стаканчик и налила туда тархун. — На, запьёшь, как сожрёшь.

— Нет, спасибо, я пока…

— Жри, — сказала Полина, и Лиза перестала улыбаться. Она обернулась в поисках помощи, но все были заняты кто чем, и на девочек внимания не обращали. Тогда она вдруг успокоилась — столько людей ведь наблюдает, и повернулась к Полине с презрительной улыбкой.

— Сама жри, если так хо…

Полина признавалась потом себе, что внутри она даже надеялась на какой-нибудь бунт этой поселковой курицы. Как только та начала говорить, Полина с каким-то даже облегчением схватила кусок рулета и изо всех сил влепила его в лицо Лизы, заставив ту охнуть, а затем ещё пару раз ударила ладонью, вминая бисквит в крупные провалы ноздрей. Лиза закрылась руками и закашлялась. Полина с омерзением вытерла пальцы об её волосы и, подцепив пластмассовый стаканчик, вылила тархун Лизе на голову.

— На, колхоз, запей, — сказала она, после чего расплющила стаканчик о Лизин лоб.

В следующий момент рука учительницы вытянула Полину за шкирку из-за стола, за которым Лиза высмаркивала рулет с кровью из своего жирного носа.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Мама, конечно же, не приехала, потому что у неё был выходной, и к четырём вечера она обычно успевала уже уработаться, поэтому забирал её из школы дядя Слава. Лизавет Херовна минут двадцать что-то втирала ему в своём кабинете, про её поведение и четвёртую четверть, но Полине было плевать. С дядь-Славой всегда можно было договориться, это ж не мама.

Пару раз он ей всё-таки вдарил, прямо при Лизавет Херовне, которая осталась этим весьма довольна. В машине он быстро расспросил Полину про произошедшее, и они двинулись к дому.

— К матери твоей заходил, — дядь-Слава вздохнул. — Расстроится она, когда узнает. Не бережёшь ты её.

— Дядь-Слав, — шмыгнула носом Полина. — А может, и не надо тогда? Рассказывать?

— Ну, не знаю, — покачал он головой. — Это всё-таки право матери — знать, что её дочь в школе наделала…

Полина умела играть в эту игру и знала все правила наизусть. Она освободила ремень, нагнулась и погладила дядь-Славу по колену.

— Ну, дядь-Слав! Пускай спит! Я ж это просто со зла натворила, а так-то я вообще добрая…

Дядь-Слава свернул к водохранилищу, улыбнулся и, протянув руку, перевернул иконки, лежащие на приборной доске. Это был их общий знак. На обратной стороне иконок белела надпись «Спаси и сохрани».

«Нагнись и расстегни», — подумала про себя Полина, и опустила голову под руль.

Во рту со школьного «огонька» ещё оставался вкус шоколада, поэтому сначала было даже не противно.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

4. Перевёрнутое лето

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Этим летом Сергею можно было делать всё, чего раньше было делать нельзя. Сидеть часами в интернете, ложиться спать после полуночи, вставать, когда сам захочет, есть прямо в своей комнате. Зато нельзя было делать того, что раньше — купаться, ходить на стадион, кататься на велике, играть в квадрат. Ноги теперь болели меньше, синяки на месте уже извлечённых штырей почти исчезли, и лишь толстые нитки шрамов всё также белели, расходясь бледной паутиной по коже лодыжек. Бегать тоже было нельзя, но Сергей уже, не уставая, ходил до супермаркета и обратно. Сёстры, глупые и шумные создания, уехали на лето в деревню, тётя каждую пятницу, а иногда даже и в вечер четверга, уезжала к ним, поэтому весь дом был в его распоряжении.

В супермаркете рядом с домом Сергей и встретился с Полиной. Она ругалась о чём-то с мамой прямо на кассе. Мама у неё была кассиршей, толстой и неопрятной, с плохой кожей и сальными волосами. Сергей встал на кассу за Полиной, поняв по обрывкам разговора, что Елена хочет устроить дочь на остаток лета в упаковщики. Полина, которой едва стукнуло пятнадцать, этого, конечно, не хотела.

— …как заработаешь? Как ты заработаешь-то?

— Двенадцать-то тысяч? — фыркнула Полина. — Как нефиг-нафиг. И побольше заработаю, да толку-то? Всё равно ведь отнимешь.

— Зарабо-отает она! — Елена закатила глаза. — Тоже мне, работница! Отойди, клиенту мешаешь!

Полина уставилась на стоящего позади неё Сергея. Тому стало неловко.

— Я могу подождать, — сказал он.

— Да проходи уже, — девушка отошла от кассы, с интересом его разглядывая. — Это ты, что ли, Горчаков?

— Я, — Сергей стал выкладывать продукты из корзины на ленту, зажав трость подмышкой.

— Ты к нам со следующего года? А сколько тебе?

— Не знаю.

— Как так? Не знаешь, сколько тебе лет?

— Лет мне шестнадцать. Я не знаю, к тебе я пойду, или нет. Ты в каком?

— Бэ.

— Значит, не к тебе. Я в «а» попросился.

— А чего так?

— Он профильный. По алгебре. У меня хорошо с алгеброй.

— А в «бэ», значит, тупые, что ли?

— Не знаю. Я вообще плохо про восьмиклассников знаю.

— Восьмикла-ассников, — рассмеялась Полина. — Ты