Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

В течение нескольких минут Наполеон не отрывал взгляда от бюста с выражением огромного удовлетворения и восхищения. Лицо Наполеона, сиявшее счастливой улыбкой, с огромной силой выражало любовь и гордость, которую он чувствовал от того, что является отцом такого красивого мальчика.

Я пристально рассматривал лицо Наполеона, так как получил прекрасную возможность делать это в то время, когда он весь отдался созерцанию прекрасных, хотя и неодушевлённых черт, изваянных в мраморе. Никто из тех, кто был свидетелем этой сцены, не мог отрицать, что Наполеон буквально воскрес благодаря отцовской нежной любви.

Уже потом Наполеон дал волю своим чувствам, вернувшись к обсуждению вопроса о якобы отданном приказе уничтожить бюст. Когда я попытался поставить под сомнение сам факт существования подобного приказа, а также заявил, что во всяком случае он, несомненно, не был отдан губернатором, то Наполеон тут же прервал меня, сказав, что бесполезно отрицать известный факт. «Для меня бюст, — продолжал он, — стоит миллион, хотя этот губернатор презрительно сказал, что для этого бюста и сто фунтов много».

12 июня. Увидел Наполеона принимавшим ванну, в которой он оставался в течение четырех с половиной часов. Дал ему книгу «Интересные факты г-на Макироне о Иоахиме Мюрате». Он прочитал всю книгу, иногда делая замечания по ходу чтения и изредка обращаясь ко мне за помощью для перевода отдельных фраз. «Его не стоит жалеть, — заявил Наполеон, — потому что он был предателем. Он никогда не говорил мне, что полон решимости защищать своё королевство. Но и я никогда не рассказывал ему о моих планах объединить королевства Италии и Неаполя, отобрать их у него и назначить его коннетаблем империи. Конечно, я сделал его орудием в моих руках для того, чтобы осуществить грандиозные проекты, которые я имел в виду для Италии, и был намерен, как я уже говорил вам, лишить его короны Неаполитанского королевства. Но время для этого не пришло. Кроме того, я в должной мере компенсировал бы нанесённый ему ущерб. Письмо, которое он написал Макироне, было нелепым, а предпринятая им военная операция против Австрии была делом рук сумасшедшего. У него не было никаких причин жаловаться на императора Австрии, который вёл себя великодушно, предложив ему политическое убежище в любой из своих провинций по его желанию. При этом император Австрии поставил ему только одно условие — не покидать место его пребывания без разрешения, что было весьма необходимым. При создавшихся обстоятельствах, ей-богу, чего ещё можно было желать. Я сам никогда большего не желал от Англии. Это был благородный поступок со стороны императора Австрии, отплатившего добром за зло. Ибо Мюрат пытался лишить его Италии; опубликовал воззвания, вызывая мятеж среди итальянцев. Он безосновательно, как последний болван, бросился в атаку против войск императора. Подобно сумасшедшему, он, лишённый здравого смысла, затеял военную операцию безо всякого плана и настолько плохо организованную, что не сумел собрать вместе собственную гвардию. В своём воззвании к итальянцам он ни разу не упомянул моего имени, хотя он знал, что они обожали меня.

Необходимо сказать правду, — продолжал Наполеон, — в переписке со мной Мюрат не вёл двойной игры, в которой он обвинялся. Представленные на этот счёт документы, чтобы доказать его нечестность, были сфальсифицированы. В то время у Мюрата со мной никаких договоренностей не существовало. Судя по всему, лорд Эксмут поступил справедливо и честно, откровенно информировав его, что он примёт его только в качестве военнопленного. Я не верю, что он предлагал тысячу луидоров за арест Мюрата.

Вы знаете, что из себя представляют неаполитанцы. Мюрат предпринял военную операцию, чтобы овладеть Неаполем. В то время в его распоряжении было двести корсиканцев, а Неаполь был оккупирован двадцатью тысячами австрийцев. Мюрат завершил свою жизнь, как сумасшедший. Никто горевать о нём не будет, хотя, в то же самое время, он был очень далёк от того, чтобы быть обвинённым в двойном предательстве, которое ему приписывается».

Затем Наполеон повторил высказанную им ранее свою точку зрения, что если бы в сражении при Ватерлоо кавалерией командовал Мюрат, то исход битвы был бы иным. Но он добавил, что армия считала Мюрата предателем.

13 июня. Встретился с Наполеоном в бильярдной комнате. Он был в хорошем настроении. Заговорил о возможности для него остаться во Франции после сражения при Ватерлоо, несмотря на противодействия этому со стороны союзных держав. «Я сам придерживался того мнения, — заявил он, — что не мог бы этого сделать, не пролив кровь сотен людей на гильотине. Я должен был погрузить в кровь мои руки вплоть до этого места, — он вытянул одну руку и палец другой руки приложил к подмышке. Если бы законодательное собрание проявило мужество, то я мог бы добиться успеха. Но члены собрания были напуганы и, разделившись, действовали друг против друга. Лафайет был одной из главных причин успеха врагов Франции. Если бы мне дали шанс, то я должен был прибегнуть к самым жестоким мерам. Поведение союзников, заявивших, что они ведут войну против меня одного, имело большой эффект. Если бы возможно было оставить меня вне французского народа, то никакие усилия союзных держав не увенчались бы успехом. Но случилось так, что, изолировав меня, союзные державы объявили, что, как только я буду удалён, все препятствия к достижению мира будут устранены. Общественное мнение народа оказалось разделённым, и я принял решение отречься от престола и тем самым удалил препятствия к миру. Если бы французский народ догадался о намерениях союзников, или если бы он действовал так же, как поступал потом, то он бы сплотился вокруг меня. Но французов перехитрили, как ягнят в басне, когда волки объявили, что они ведут войну против собак. Но как только от собак избавились, так сразу же волки набросились на ягнят и пожрали их.

Существует большая разница мнений, — продолжал император, — относительно того, что мне следовало делать. Многие считали, что я должен был сражаться до последнего. Другие говорили, что фортуна изменила мне, что Ватерлоо навсегда закончил мою военную карьеру. Я же считаю, что должен был погибнуть в сражении при Ватерлоо, но, возможно, умереть и ранее. Если бы я умер в Москве, то я бы оставил за собой славу величайшего полководца в истории. Но улыбки судьбы подошли к конечной точке. Потом уже меня преследовали неудачи; но до тех пор я оставался непобеждённым. Мне следовало погибнуть в сражении при Ватерлоо. Но вся беда в том, что, когда человек более всего стремится обрести смерть, он не может найти её. Людей убивали вокруг меня, передо мной, позади меня, повсюду. Но ни одна из всех пуль не предназначалась мне».

Граф Бертран написал письмо сэру Хадсону Лоу, констатируя тот факт, что он до сих пор не видел капитана корабля, который привёз бюст сына Наполеона. Граф Бертран выразил надежду, что капитану корабля будет разрешено посетить Лонгвуд.

18 июня. В ответном письме губернатора графу Бертрану сообщалось, что капитан корабля «Бэеринг» не привозил бюста. Однако граф Бертран направил повторную просьбу о том, чтобы капитану было разрешено посетить Лонгвуд. В тот же день капитан Лэм (получающий пенсию как уволенный в запас лейтенант военно-морского флота) приехал в Лонгвуд, чтобы встретиться с графом Бертраном. Когда он возвращался от графа, то я попросил его оказать мне любезность, сообщив некоторую информацию о бюсте. Капитан Лэм рассказал, что бюст был переправлен на борт корабля с таможни и отдан на хранение канониру корабля, итальянцу, который прежде много лет служил в британском военно-морском флоте. На следующий день после прибытия на остров Святой Елены этот итальянец, находясь в гостях, упомянул присутствовавшим в доме хозяина о бюсте и попросил сообщить ему, каким образом он смог бы передать бюст Наполеону.