Тьма и пламя. На бескрайней земле - Степан Кайманов

– Но с твоим отцом все в порядке, – с удивлением произнес Райвин. – Я каждый день молюсь о его здоровье.

Ее вместе с постанывающим Оливером обступили наемники.

– Я знаю, что ты хотел его убить!

– Эли… – не успел остановить ее Габриэль и опустил голову, глядя, как с его губ на землю капает кровь. – Не нужно, – запоздало прошептал он.

Принцесса все-таки не смогла сдержать ненависть.

– Я слышала ваш разговор с Сэтом, – закончила она, злобно сверкнув глазами.

– Стой-стой. – Он обернулся и посмотрел на Габриэля. – Уж не поэтому ли ты спасла миркля? А я все думал, что за демоническая сила заставила тебя… – Он вздохнул и вновь обратил свой взор на принцессу. – А вы не…

– Что ты хочешь услышать? – нервно дернулась она. – Да, я люблю его! Люблю всем сердцем! И он совсем не чудовище, что бы там ни врали волисты. Среди нас лишь одно чудовище. – Она с презрением посмотрела на принца. – Ты.

– Какое богохульство, – с улыбкой протянул Райвин. – Что ж, похоже, свадьба не состоится.

– Ненавижу тебя! – в гневе закричала принцесса. – Ненавижу!

Райвин убрал меч от головы мэйта и воткнул его в землю.

– Пожалуй, я передумал. Отрубить тебе голову – слишком милосердно. – Он с гневом посмотрел в сторону Эли, которую теперь, как и ее брата, тоже держали наемники. – Пусть эта гардийская шлюха увидит перед смертью, как мучается ее возлюбленный миркль.

Он шагнул назад, доставая из-за пазухи печально известный мэйту флакон в форме клыка.

– Знаешь, – обратился он к Габриэлю, – я видел, как миркли сгорают на кострах Волистрата. Я видел, как мирклей бросают на растерзание сверам. Но я никогда не видел, как они мучаются от яда хвиллов. Старсан Сэт говорит, что если облить миркля этим, то он сразу сдохнет. Но я не хочу, чтобы ты подыхал быстро. Я хочу, чтобы ты хорошенько помучился перед смертью. А потом, возможно, я тебя все-таки убью. Поэтому… – Он дернул рукой, будто стряхивая что-то.

Флакон мелькнул в воздухе и разбился о камни перед мэйтом. Габриэль задержал дыхание, но лицо и руки все равно обожгло. Он услышал, как вскрикнула Эли, как взревел Гром. И полетел в огненную яму. Он хотел заорать, но не смог, потому что в его глотке полыхало пламя. Хотел глотнуть воздуха, но в легкие вместо него словно залили горячий металл. Хотел дернуться, сделать хоть что-то, но понял, что тело, сотрясаемое в судорогах, больше ему не подчиняется. Боль, жгучая, безжалостная, режущая его раскаленными клинками, разгоралась. И самое страшное было в том, что ей не находилось выхода. Ее нельзя было вытащить, как стрелу из плеча. Ее нельзя было облегчить криком или стоном. Поэтому единственной мыслью, которая прорвалась сквозь невыносимую боль, стала мысль о смерти. Она была лучше запертой внутри тела обжигающей боли. Намного лучше…

Габриэль не знал, сколько времени он провел в муках – не видя и не слыша ничего, оставшись наедине с бесконечной болью. Но ему вдруг показалось, что его одеревеневшее тело подскочило, словно карета на большой кочке. Нет, боль никуда не ушла, и ему по-прежнему хотелось орать от нее во всю глотку. Но – боги! – он что-то почувствовал, начал выбираться из огненной ямы. Вот – снова толчок.

– Убейте свероедов, – донесся глухой голос.

Сквозь мутную, серую пелену мэйт вновь увидел мир, который стал наклоняться. Габриэль понял, что падает на бок. Чувства возвращались к нему. Земля под ним содрогнулась вновь. И мэйт уже ясным взором увидел, как склон по обе стороны от руин маяка встал на дыбы, сталкивая наемников прямо в океан. Послышались глухие крики. Много криков. Габриэль увидел, как с ожившей земли, поднятой великой силой, катятся люди в серых доспехах, безуспешно хватаясь за куцые поросли. Он не понимал, что происходит. Возможно, отравленное болью сознание играло с ним, выдавая желаемое за действительное. Или… Джевехард пришел на помощь.

А затем он увидел знакомую широкую и алую рубаху. Гром рвался к краю обрыва – к принцу Райвину, раскидывая, убивая остатки его наемников. Но как? Ведь Гром лежал совсем рядом, и яд хвилла должен был… Боги, он – бездарь… Не может быть. Неужели все это время… А как же магическая защита островов? Если Гром – бездарь, то получается… Эли, что с ней? Где она? Почему он ее не видит? Мэйт хотел повернуться, но все еще не мог, хотя боль быстро угасала.

Замелькали знакомые бледно-желтые бессарийские штаны. Гром подобрался совсем близко к Райвину. Их мечи встретились в тот момент, когда Габриэль понял, что к нему возвращаются силы. Он с трудом поднялся, все еще объятый парами яда, и со всей мочи налетел на Райвина, сталкивая его в океан. Сил хватило лишь на один рывок, мэйт не устоял и рухнул у края обрыва.

Над ним склонилась Эли. Слава богам, она была жива. Когда земля начала сотрясаться, он уже было подумал… Принцесса смотрела на него пристально, настороженно, словно гарг, следивший за добычей; по ее щекам текли слезы. Мьюну спустя слева от принцессы возникло бородатое лицо Грома.

В этот момент мэйт увидел спирфлама. Смерч приближался к обрыву, с которого грохнулся его подлый хозяин. Эли и Гром повернулись на шум. И застыли в страхе перед грозным зверем. Оцепенели и бессарийские стражники, не зная, что делать. К счастью, спирфлама, спалившего целый город, сейчас беспокоил только раненый хозяин. Смерч бросился вниз. И больше мэйт его не видел. Лишь слышал, как удаляется дикий крик Райвина.

– Мм, – простонал Габриэль.

И Гром с Эли сразу обернулись. Они помогли ему подняться. Мэйт посмотрел по сторонам. Земля вокруг была черной, рыхлой, влажной – ее как будто вывернули наизнанку. Чародей сотворил что-то немыслимое, обрушив почти весь склон. Огромные части земли от руин маяка словно отрезали огромным ножом, как отрезают куски пирога, а потом наклонили их, сбрасывая наемников Райвина. Неподалеку сидел Оливер с рюкзаком на коленях. Внизу слева обнажились стены древнего подземелья – видимо, того самого, через которое их хотел вывести Джевехард. Мэйт обернулся: чародей стоял вдали от маяка, поддерживаемый двумя служанками. В знак признательности Габриэль поклонился спасителю. Тот кивнул, не в силах подняться на склон.

– Ты… – начал мэйт, обращаясь к Грому. – Яд…

Но отцовский друг приложил указательный палец к своим губам. И Габриэль понял этот знак – знак молчания. Ничего не нужно объяснять. Тайна Семи островов должна оставаться тайной. Пусть никакой магической защиты, пугающей любого человека при мысли о вторжении на острова, на самом деле не существовало. Главное – чтобы бездари в нее верили и не помышляли о войне.

– Гром, оставь нас ненадолго, – попросил мэйт.

– Понимаю, – сказал Гром, уходя в сторону.

Тихо шептали волны; пахло свежей землей. Мэйт молча смотрел вдаль, на океан, понимая, что теперь может вернуться на острова вместе со своей возлюбленной. Но это не радовало его, потому что с приходом Эли тысячи его соплеменников лишились бы защиты.

Принцесса прижалась к нему, обнимая и одновременно не давая упасть.