Не боярское дело - Сергей Богдашов

Для этого у меня есть всего два места. В туалете, или в уголке за его стенкой.

Начал с туалета. Ничего не выходит. Если сидишь, то торчат колени, а чтобы встать, распластавшись вдоль стены, нужно иметь навык балерины, способной часами стоять на цыпочках. Вздохнув, пошёл пристраиваться в уголок.

Время тянулось томительно долго. Пару раз я ещё слышал шаги надзирателя в коридоре, сопровождаемые позвякиванием связки ключей, а потом и они пропали. Судя по сумеркам за окном, дело идёт к рассвету. Я в очередной раз встал с корточек и начал разминать затекшие ноги.

Чуть слышное шебуршание за дверью заставило меня замереть и я как можно плотнее втиснулся в угол, приводя в готовность щиты.

Минута-другая напряжённого ожидания, и вот на полу появилась полоска света. Кто-то приоткрыл дверь и мимо меня пролетело слабенькое заклинание. Дверь открылась шире и в камеру проскользнул человек, поспешно направляющийся к кровати.

Незнакомец уже заносил руку, в которой блеснула сталь, когда я поймал его в кокон щитов.

Сопротивлялся он отчаянно, щеря зубы, брыкаясь и пытаясь развернуться в мою сторону. Пришлось усилить нажим до такой степени, что у него что-то отчётливо захрустело и он захрипев, потерял сознание. Подождав немного я чуть раздвинул щиты, чтобы обеспечить внутрь кокона доступ воздуха. Ещё через несколько секунд ночной гость задышал, жадно хватая воздух ртом.

Я снял платок, затеняющий лампочку, и при более ярком свете рассмотрел своего несостоявшегося убийцу. Смуглый, худощавый, чем-то похож на цыгана с такой же курчавой копной тёмных волос, странно сбитых набок. Он тяжело дышал, не открывая глаз, а его рука с зажатой в ней заточкой, похожей на толстое шило, была неестественно вывернута и прижата к груди щитом. Его счастье, что заточка плашмя легла, могла бы сейчас и в нём торчать.

Я обулся и пнув ногой прикрытую дверь, вышел в коридор. Никого нет, только в самом конце коридора видна открытая дверь с какой-то табличкой на ней.

Не торопясь дошёл до открытой двери.

Картина маслом. Оба надзирателя спят. Один уронил голову на сложенные на столе руки, а второй откинулся на замызганном диванчике, прикрыв лицо газетой.

– Подъём, служивые, – негромко скомандовал я, стоя в дверях. В их биндюгу мне заходить совсем не хотелось, больно уж там у них запашисто. Чеснок, вакса и сногсшибающая вонь махорки, впитавшаяся в стены.

– А-а, что, – вскинулся тот, что спал за столом, а второй стащив с заспанного лица газету, только рот разевал, словно вытащенная из воды рыба.

– Идите, убийцу забирайте. А то я тоже спать хочу, – я не смог сдержать улыбку, глядя на забавную сцену их пробуждения и уже готов был расхохотаться в голос, как понял, что смех у меня получится нервный. Похоже, отходняк у меня начинается от проведённой ночи и всех остальных приключений. Развернувшись в дверях, я пошёл обратно, а вскоре услышал за спиной частый топот надзирателей, ринувшихся мне вслед.

Созданную мной скульптуру служивые рассматривали недолго. Один из них почти сразу умчался к тревожной кнопке, чтобы вызвать наряд, а второй изобразил из себя стражу, встав у дверей, и только изредка отвлекался на то, чтобы растереть лицо, сгоняя с него предательские следы сна. Эти процедуры оказали на него благотворное влияние, и вскоре я услышал его шёпот:

– Ваше сиятельство. Вы это… Не говорите, что мы задремали. Скажите, что мы как шум услышали, так тут же примчались.

– Простынь у меня порвалась, – нейтрально отозвался я на его предложение.

– Всё что пожелаете заменим, – истово заверил меня служака, – И чаёк с мёдом наисвежайшим спроворим, как только лихоимца сдадим.

Пятёрка наряда, возглавляемая унтер-офицером, примчалась с таким топотом и лязгом дверей, что наверняка разбудила всех сидельцев на этаже.

Унтер выслушал короткий доклад надзирателя и зашёл ко мне в камеру.

– Ну-с, а вы что расскажете? – спросил он у меня.

А мне что скрывать. Рассказал всё, как есть. И про то, как заподозрил неладное, когда меня задержали за несовершённое мной преступление, да ещё и пуговицу нашли, и про то, что надумал ночью, и как засаду организовал.

– Вы чем его держите? – поинтересовался у меня офицер, разглядывая замершего в щитах убийцу.

– Родовое заклинание. Вроде двух сложенных щитов, – показал я сложенные лодочкой ладони, сомкнутые вместе, – Могу отпустить, но он вооружён.

– Отпускайте. Похоже вы ему руку сломали, – присмотрелся к преступнику унтер, но всё-таки вызвал из коридора двух конвоиров с дубинками.

Я снял щиты, и заточка со звоном упала пол, успев подпрыгнуть пару раз, прежде чем унтер отопнул её к двери. Убийца кулем сполз по стене, отчего его волосы полностью скрыли лицо.

– И кто же тут у нас? – наклонился к нему офицер, откидывая кудрявые лохмы, закрывшие лицо преступника, – Оп-па, паричок. И под париком мой старый знакомый. Ты что же, Верёвка, думаешь я тебя сразу не узнал? Да я тебя на всю жизнь запомнил. Меня же из-за твоего побега квартальной премии лишили и чуть было в звании не понизили. А теперь шалишь, отбегался ты, давно по тебе каторга плачет. В лазарет его, а потом в подвал, в камеру для особых. И чтоб глаз мне с него не спускать! – грозно проревел унтер, размахивая в воздухе снятым с неудачливого убийцы париком.

– Старый знакомый? – поинтересовался я у разгорячённого офицера.

– Ещё какой старый. Четыре побега за ним числится. Один так вообще из зала суда. Странно мне только, с чего он вдруг на мокруху подписался, ну, на убийство то есть, – поправился унтер, поневоле перенявший за годы общения с заключёнными тюремный жаргон, – Так-то он по замкам специалист. Причём, по любым, хотя в основном по сейфам мастер. Дар он свой под это дело заточил, да и отмычками не брезгует. Не в чести у «медвежатников» убийства. Похоже, кто-то сильно постарался, чтобы заставить его масть сменить, да на такой риск пойти.

– Какой же тут риск? Риск – это когда шанс есть, а у него он разве был? – не на шутку удивился я. Как-то не укладывается в голове, что в таком заведении можно безнаказанно убить человека, надеясь выбраться сухим из воды.

– Лемешев, глянь-ка карточку Верёвки, кем он к нам заехал и за что? – крикнул унтер коридорному.

– Максаков Илья Савельевич, дворянин Тамбовской губернии. Дебош в ресторане «Кристалл», с ущербом в тридцать пять рублей семьдесят копеек, – через пару минут доложил надзиратель.

– Так я и думал. Убил бы он вас. Вашу и свою камеры обратно запер, для него это не проблема, а в девять утра, как канцелярия у нас откроется, оплатил бы ущерб в тридцать пять рублей, затем внёс бы штраф в пятьдесят рублей, и через десять минут вышел бы с квитанциями о полной уплате за содеянный им дебош на свободу. Даже если бы вас мертвого и нашли надзиратели, то наши эскулапы пришли бы к вашему трупу не раньше десяти, а то и одиннадцати утра. У них с девяти свой обход в лазарете, а пропуска им в этот корпус надо через спецчасть выписывать. Да и на заточку посмотрите внимательнее, – унтер чисто полицейским движением поднял штырь из заточенной стали за торцы, – Чистое шило. Таким ударь через ухо, да кровь промокни, и сходу ни один лекарь не признает, отчего вдруг задержанный умер. Сутки, а то и двои пройдут, прежде чем в вас патологоанатом пороется и может быть реальную причину смерти установит. Так что шанс уйти у Верёвки был, и не шуточный. Открыть и закрыть замки для него плёвое дело. От меня он в своё время сбежал, шарахнув по воротным надзирателям Параличом, а до этого с десяток замков и запоров вскрыл, причём крайне быстро, а потом их же и закрыл, отсекая погоню. Пока мы через закрытые им запоры выбирались, он уже извозчика нанял и на набережной успел столичного полицмейстера поприветствовать. Каков наглец?