Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

На Вебера напал дикий смех. Минна прикусила изнутри губу. Даже она начала терять терпение. О Бивене и говорить нечего. Слушать бред обколотого шофера — занятие не для слабонервных. Кулаками он добился бы результатов куда быстрее.

Ганс не унимался со своими ужимками. Он поднес указательный палец к губам.

— Ш-ш-ш, — прошипел он, — это секрет.

— У Греты был любовник? Ты знаешь имя этого любовника?

— Никакого любовника. Сегодня в Германии не нужно ни любовника, ни мужа, чтобы сделать ребенка.

Минна бросила быстрый взгляд на Бивена. Они не поняли смысла этих слов, но интуитивно почувствовали, что их ждет некое откровение.

На этот раз Ганс прошептал:

— Достаточно произнести волшебное слово…

— Какое слово?

— Lebensborn…[144]

Перед Генрихом Гиммлером стояла проблема. Война 1914–1918 годов значительно сократила население Германии, затем, во времена Веймарской республики, пришла нищета, условия жизни стали ужасающими, воцарившийся пессимизм вызвал настоящее падение рождаемости — супружеские пары отказывались обзаводиться детьми, количество абортов никогда еще не достигало таких цифр…

С пришествием Третьего рейха нации стала угрожать иная опасность: война. Не считая бесчисленных убийств, совершаемых самим режимом, грядущие конфликты повлекут за собой миллионы смертей. А потому Тысячелетний рейх должен был найти способ пополнить свои ряды. Нацистское доминирование никак невозможно без главного козыря: численности. Чтобы заполонить Европу, а то и весь мир, немцы должны быть многочисленны, это же очевидно.

Начиная с 1933 года Генрих Гиммлер запустил пропагандистскую кампанию, призванную поощрить размножение. Плакаты, передачи по радио, фильмы, но также законы, льготы, пособия… Поставленная цель: четыре ребенка на семью, один из которых должен быть зачат специально для Адольфа Гитлера. Führerdienst, «служба фюреру».

Этой стратегии оказалось недостаточно. После кровопускания на Большой войне в Германии тридцатых годов женщин было намного больше, чем мужчин. А эти потенциальные Mütter должны были рожать. Гиммлер отмел все буржуазные и христианские священные ценности: супружество, верность, семейный очаг и прочие эгоистические и антипатриотичные бредни. Рейхсфюрер СС отныне проповедовал адюльтер, полигамию, обмен партнерами. Трахайтесь, Mensch Meier![145] Только это и важно.

Особые сложности возникали с забеременевшими незамужними девицами, брошенными производителем: они не успокаивались, пока не избавлялись от плода своей ошибки. Следовало срочно прекратить эти аборты.

И тогда у Гиммлера возникла идея создания сети «Лебенсборн» — название ассоциировалось с «Leben» (жизнь) и «Born», старинным словом, обозначающим «источник» или «фонтан». Эти «источники жизни» были задуманы, чтобы помочь матерям-одиночкам, женщинам, совершившим адюльтер, и всем прочим, кого могла посетить дурная мысль прервать беременность.

Созданные в 1935 году под эгидой Центрального управления расовых исследований и народонаселения, эти клиники обеспечивали одновременно и дородовой уход, и родовспоможение, и поддержку после рождения ребенка. Таким образом эти «Лебенсборн» предлагали серьезную альтернативу женщинам, которые не желали ни растить, ни признавать ребенка, — рейх готов был помочь им, вернее, не им, а малышам без родителей: он давал им официальный статус и превращал в прямом смысле слова в «детей нации».

Вот практически и все, что Минна знала об этих окруженных тайной заведениях. Ибо Гиммлер совершил ошибку — он всегда отказывался открыто освещать то, что касалось этих клиник. Что в результате и породило множество слухов.

— Может, хоть ты в курсе, что такое «Лебенсборн»? — спросила Минна на обратной дороге.

— Между собой мы часто говорим о них, — издал дурацкий смешок Бивен. — На мой взгляд, что-то вроде борделей. Борделей для эсэсовцев.

Бивен иногда бывал настолько предсказуем — просто до смешного, — что становился даже трогательным.

— Значит, Грета была шлюхой?

— Заметь, не я это сказал.

— А почему бы и не Сюзанна, Маргарет, Лени?

Эсэсовец не ответил. Ганс Вебер всего лишь рассказал им, что не единожды тайно возил хозяйку в «Лебенсборн», расположенный на юге Берлина, в клинику «Цеертхофер».

Его информация была не очень точной — в этом неудобство пентотала, — но вскрывала решающее обстоятельство: Грета Филиц контактировала с «источником жизни» до своей беременности, начиная с апреля.

Данный факт, возможно, подтверждал настойчивые слухи о «Лебенсборн». Говорили, что эти особые клиники иногда предоставляют кандидаткам на материнство рекомендованных производителей. Вот почему молва ассоциировала эти заведения с борделями…

Обратилась ли Грета в клинику «Цеертхофер», чтобы найти подходящего отца своему ребенку, раз уж гомосексуал-муж был не в состоянии ее оплодотворить? Неужели у нее не было никакого любовника, способного оказать ей — добровольно или нет — такую услугу? Симон Краус, например?

— Высади меня здесь, — велел Бивен.

Они еще не доехали до Принц-Альбрехтштрассе, 8, но он не хотел, чтобы его видели вылезающим из «Мерседеса-Мангейм WK10», за рулем которого сидела женщина с короткой стрижкой. Ему не следовало слишком высовываться.

Минна затормозила и повернулась к нему. Только тогда она заметила его застывшее лицо и опустошенный взгляд — будто он направлялся в конкретный ад, известный ему досконально. Он снова надел форму без погон и знаков различия, воняющую трупами и свернувшейся кровью.

— С тобой все в порядке?

— Не обращай внимания.

— Что это за новая работа?

— Говорю ж, не обращай внимания.

Его даже пожалеть не получалось. С точки зрения Минны, в этой дерьмовой нацистской Германии коль уж стал сволочью, то навсегда. Бивен годами избивал евреев, коммунистов, цыган, гомосексуалов. И вдруг его совесть замучила? Ему вдруг стало невыносимо хладнокровно увечить ни в чем не повинных и совершенно беспомощных людей?

Если кто и будет сокрушаться над его судьбой, то только не она. Однако, несмотря на всю неприязнь и отвращение, которое он периодически у нее вызывал, она поймала себя на том, что кивнула, когда он бросил:

— До вечера.

Прямо пожилая супружеская пара.

Ну и дичь!

Она рванула с места, не дожидаясь, пока он захлопнет дверцу.

Теперь следовало разузнать побольше о «Лебенсборн».

Ничего нет легче.