Последний рыцарь короля - Нина Линдт

– Да здравствует донна Анна Висконти!!! – крикнули защищавшие ее рыцари, и в толпе раздались ответные крики. Глаза людей смягчились, улыбки и приветственные взмахи руками наполнили площадь. Донна Анна с облегчением вздохнула: похоже, что все ее беды позади.

– Она больше не Анна Висконти! – крикнул архиепископ, вытаскивая бумаги и поднимая их над головой. Все снова умолкли, захваченные новым поворотом схватки между женщиной и духовенством.

– Объяснитесь, Ваше Преосвященство! – потребовал король.

– Это бумаги о разводе, подписанные доном и донной Висконти, одобренные Римом и заверенные легатом папы. Согласно договору, Церкви отходит все состояние донны Анны, а сама она должна удалиться от общества и двора, посвятив свою жизнь молитве. Раз донна Анна прощена, я считаю должным обнародовать документы.

– Но дон Висконти погиб, вы сами это объявили, – чувствуя, что она проваливается в новую яму, возразила донна.

– Но он подписал бумаги, еще будучи живым, – язвительно сказал архиепископ. – Так что теперь вы находитесь в весьма щекотливом финансовом положении, донна. Впрочем, в монастыре молитвы и пост помогут вам смириться с отсутствием роскоши.

– Ты просто негодяй! – бросился на де Бове Вильям Уилфрид, голубь испуганно слетел с его головы, но рыцаря перехватили его товарищи прежде, чем он приблизился к архиепископу. – Ты воспользовался слабостью и доверчивостью донны! Ты обманул нас!

– Значит, все же, развод был оформлен? – явно расстроившись, спросил король.

– Но ведь это же ничего не значит!!! – воскликнула Катрин Уилфрид, радостно подбросив голубку в небо и вставая между донной и архиепископом. – Ведь развод не может вступить в силу, пока бумаги не обнародованы!

– Ну, и что же? Сейчас самое время разобраться! – спокойно сказал архиепископ.

– Как же можно развести женщину с мужем, который погиб?! Дон Висконти умер, донна теперь вдова, и если вы даже предъявите тысячу бумаг о разводе, ни одна из них не будет иметь силы. Донна Анна вольна распоряжаться не только своим состоянием, но и состоянием мужа, потому что она оставалась формально его супругой до момента его смерти. Или я не права?

– Вы правы! – воскликнул де Сержин. – Вы правы, мудрая и прекрасная женщина!

– И правда! – воскликнул Альфонс Пуатьерский, расхохотавшись при виде растерянного де Бове. – Похоже, что вы затянули с бумагами, де Бове!

– Да, – сказал король, – донна Анна оставалась супругой дона Висконти и теперь становится вдовой, потому что дон Висконти погиб накануне. Вы свободны, донна Анна, вы свободны и можете возвращаться в лагерь, и всякому, кто впредь посмеет очернить вас, я велю отрезать язык за клевету!

Рыцари донны целовали ей руки, на эшафоте царило ликование. И тут, в самый разгар торжества, сердце донны сжалось от тоски и боли, и она воскликнула так громко и жалобно, что все обернулись к ней:

– Скорее! Скорее, друзья мои! Мы должны освободить герцога и де Базена!

А ведь и верно! Эти двое так яростно защищали донну, что за ними архиепископ приставил охрану, и при первой же попытке освободить донну и воздействовать на короля они были объявлены одержимыми и заключены в тюрьму во дворце.

Де Сержин и Анна побежали вперед остальных освобождать друзей.

Гийом, герцог Бургундский, прислонился головой к стене, к которой был прикован. Унизительное положение, в котором он находился уже полтора дня, не было для него пыткой, как надеялся архиепископ. Напротив, он был готов стоять возле этой холодной стены неделю, если потребуется, и месяц, но знать, что донна Анна жива, что она на свободе и ей ничего не угрожает. И, тем не менее, он знал, что сегодня день ее казни. Он не спал всю ночь, вспоминая маленькую девочку, строгую девушку и необыкновенную женщину, которая стала для него жизнью и воздухом. Он не мог себе представить, что сможет жить, зная, что ее больше нет на земле. Когда он услышал о ее смерти на Кипре, он страдал, но не так сильно, как теперь, потому что тогда между ними уже была пропасть. Но теперь, когда его рука сохранила ощущение ее пожатия, он не мог забыть ее, не мог изгнать из памяти ее образ, потому что она вошла в его жизнь и стала частью его бытия, настолько большой, что без нее этого ощущения жизни и движения не существовало. Он молился Богу и просил у него только одного: чтобы Господь сжалился над ним и забрал его к себе в тот момент, когда запылает костер на площади. Через окно, под которым он стоял, долетал неясный шум толпы, он не мог понять, что они кричат, но знал, что ничто не может отменить приговора Церкви.

– Забери меня! Забери меня с собой! – молил он. Его жизнь рушилась у него перед глазами, и он не хотел видеть ничего, но ему казалось, что он чувствует ее боль и страдания, и принимал на себя эту боль, надеясь, что сможет облегчить ее муки.

– Донна Анна! Донна Анна! – шептал он, оплакивая ее, не стесняясь слез, сжимая затекшие руки в кандалах.

Солнечный луч падал прямо на дверь напротив, в его свете плясали веселые пылинки, и ему казалось, что в них есть частичка Ее существа, и тем горше ему становилось, потому что он понимал, что, судя по крикам толпы, все было кончено.

«Она мертва! – не веря самому себе, шептал он, – ее больше нет!» – герцог прислонял к холодным камням то одну щеку, то другую, чтобы остудить их от жгучих слез.

И тут дверь в темнице распахнулась, и он увидел чудесное явление: в лучах жадного золотого солнца на пороге стояла женщина в белом. Он узнал ее, и страх одновременно с необыкновенным блаженством залился в душу.

«Это ее душа пришла за мной! – подумал он, понимая, что сейчас умрет. – Я пойду за ней! Здесь нет более ничего, что мне дорого!»

Призрак плавно соскользнул со ступенек и бросился к нему, раскрывая руки навстречу. Через мгновение он ощутил ее теплое объятие, и она оказалась совсем близко.

– Как прекрасна смерть! – воскликнул герцог, и она вдруг коснулась губами его лба. Сжимая его лицо в своих ладонях, она, плача и смеясь одновременно, воскликнула:

– Ну, что вы, друг мой! Я пришла освободить вас!

– Я знаю, я готов последовать за вами!

– Да очнитесь же, герцог, – сказал де Сержин, заходя и гремя ключами, – донна оправдана!

Герцог, не веря своим ушам и глазам, изумленно переводил взгляд то на улыбающегося де Сержина, снимающего с него оковы, то на донну Анну, которая вытирала слезы и ему, и себе и все смеялась, глядя на его растерянное, обросшее лицо.

– Скорее! – воскликнула она нетерпеливо, выхватывая у де Сержина ключи. – Нужно освободить де Базена!

Донна Анна, едва сойдя с эшафота и освободив друзей, бросилась к себе в палатку, куда уже вернули ее лекарства и личные вещи, конфискованные для следствия. Там ждали Маргарита де Бомон, слуги и заплаканная Николетта, у ног которой вертелся Синтаксис. Анна тут же принялась за ревизию трав и снадобий, потому что, едва пройдясь по палаткам больных, увидела, что в ее помощи нуждаются слишком многие.