Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Карина Тихонова

Чуть ли не вся первая полоса еженедельника была посвящена скандальной диктофонной пленке, на которой ответственный российский чиновник шантажировал свою тетку и, мягко говоря, неосмотрительно отзывался о своей деятельности на государственном посту. Как и о деятельности всех остальных своих коллег.

Это дало возможность журналисту и приглашенным им специалистам по России долго и пространно рассуждать о коррупции, взяточничестве, раковых метастазах, пожирающих российское общество в целом и его экономические сферы в отдельности.

Этот раздел Валька пробежала глазами почти равнодушно. Шока, прочитав имя своего дядюшки, она не испытала, откровения французских политологов и экономистов ни для кого в России откровениями не были. Только подумала, что вот и она увидела собственными глазами скандал в благородном семействе.

Интересно, знала ли тетя Катя об этой пленке тогда, когда приехала на похороны? Наверное, знала. Уж очень странно она выглядела: дама без прежней железобетонной уверенности в себе.

Жаль ли ей Сергея Владимировича?

Валька пожала плечами.

Наверное, это очень плохо с ее стороны, но никакой жалости к нему она не чувствует. Равно, как и к Димке.

— Валюша, у нас кончился хлеб.

Валька быстро подняла голову и увидела, что Соня натягивает сапоги.

— Я схожу, — предложила Валька.

— Не надо. Ты лучше маму накорми. Мне хочется немного прогуляться, я сегодня еще не выходила.

Она улыбнулась Вальке, подняла с пола газету и положила ее на узкий обувной шкафчик. Открыла входную дверь и исчезла за ней.

Всегда тактичная Соня.

Валька поднялась со стула и медленно побрела на кухню. Положила на стол газету и спросила:

— Откуда она у тебя?

— Рита привезла, — сказала мама.

— А!

— Я в шоке.

— Почему? Ты не знала, для чего существуют в нашем государстве начальственные кресла?

— Я не об этом.

— Понятно.

Валька умолкла, поставила локти на стол и обхватила ладонями горячие щеки. Милосердная усталость обволокла сознание, как пуховое покрывало, смягчила все открытия последних дней, сыпавшиеся на ее голову.

— Ты не знала? — спросила Валька после краткого раздумья.

— Ходили слухи… Твой отец мне что-то говорил… Но я не обратила внимания.

— За что он так не любил бабушку? — спросила Валька. — Я же помню, что он ее не любил. И никогда не ездил к ней в гости. Из-за этого, да?

И Валька кивнула на газету, лежавшую между ними.

Мама нахмурилась и постучала пальцами по столу.

— А почему ты ее не любишь?

Мама отвернулась к окну и ничего не ответила.

— Мама!

Молчание.

— Я понимаю, ты боишься, что на меня в последнее время и так много всего свалилось, — устало сказала Валька. — Но мне нужно знать всю правду, раз уж часть ее выплыла наружу. И я все узнаю. Расскажи мне, пожалуйста, сама. Я предпочитаю узнать от тебя.

— Он не любил Евдокию Михайловну потому, что она не любила его, — сказала мама.

— Очень красноречиво.

— Понимаешь, твоя бабушка узнала о том, что твой отец хотел держать в тайне.

— Тайна? — удивилась Валька. — У отца? Господи, да какие у него могли быть тайны?

— А какие тайны бывают у мужчины? — спросила мама очень сухо.

Валька отняла руки от лица и внимательно всмотрелась в профиль, четко нарисованный на фоне темного окна.

— Нет, — сказала она потрясенно.

— Да.

— Не может быть… Я же помню, вы с отцом любили друг друга…

— Я тоже так считала.

Мама поднялась с места, подошла к плите и выключила огонь под сковородкой.

Скрестила руки на груди, и задумчиво продолжала, не глядя на дочь.

— До сих пор понять не могу: почему он мне ничего не сказал? И почему я ничего не почувствовала? Да я могла руку дать на отсечение, что Костя меня любил, действительно, любил! Как он мог?

— Когда ты узнала? — спросила Валька.

— После его смерти.

— Тебе бабушка об этом сказала?

— Да.

— Но зачем?!

— Из лучших побуждений, — с улыбкой ответила мама, но по ее щекам побежали слезы. Она вытерла их ладонью, продолжая улыбаться.

— Евдокия Михайловна хотела, чтобы я перестала так убиваться. Вот и раскрыла мне глаза.

Валька подошла к матери и обняла ее. Мама всхлипнула и положила голову на ее плечо.

— Ты прости меня, — сказала она покаянно. — Я была очень плохой матерью, я теперь это понимаю. Я так его любила, что больше ни на кого любви не оставалось…

— Перестань, — ответила Валька, гладя ее по голове. — Не мучай себя.

— Не могу, — глухо сказала мама. Она оторвалась от дочери и отошла к окну.

— Если бы можно было все вернуть назад…

— Кто эта женщина? — спросила Валька сурово.

— Какая разница? Она — библиотекарь, и у нее есть сын. Очень похож на Костю.

— Ты хочешь сказать?

— Да, — подтвердила мать устало. — Это твой брат.

Валька села на место и стиснула голову. «Все, больше не помещается», — озабоченно предупредил ее мозг, и Валька осторожно растерла виски.

— Хочешь с ним познакомиться?

— Нет! — сразу ответила Валька. Жалко улыбнулась и объяснила:

— Я столько разом не вынесу. Мне нужно время.

— Я просто понять хочу, — сказала мама, глядя невидящими глазами в окно. — Почему он мне ничего не сказал? Неужели я стала бы его удерживать? Зачем он мне врал? Или это он ей врал?

— Никому он не врал, — ответила Валька очень тихо. — Мам, так бывает. Мужчина может любить двух женщин одновременно.

Мама оторвала взгляд от окна и сосредоточенно уставилась на дочь.

— Но это же… Это же ненормальность!

— Может быть, не знаю. Знаю только, что так бывает.

— Откуда тебе такое знать? — прошептала мама.

— Рассказала одна очень мудрая женщина. У нее в жизни была такая же история. Муж рвал, рвал сердце и надорвал. Умер от сердечного приступа. Как отец.

— Рвал сердце? — переспросила мама и задумалась.

— Мама, все это в прошлом. Умерло и похоронено. Нужно жить дальше.

— Не могу! — отчаянно воскликнула мама. — Не могу!

— Ты жалеешь, что узнала?

— Кто дал ей право? — спросила мама с ненавистью, указывая на газету. — Кто дал ей право вмешиваться в мою жизнь? Кем она себя возомнила? Орудием господа? Тоже мне, графиня Монте-Кристо… Да не верила она никогда ни в бога, ни в черта!