Борель. Золото - Петр Петров

— Э, моль деревенская!

Кирка Алданца блеском рассекла полукруг и хрястко влипла в голый череп старателя. Со стороны реки рванул ветер, повергая в бездну темноты Хлопушина.

— Вытряхни! — коротко сказал вожак.

Филя сунул руку за пазуху убитого и вместе с медным крестом выдернул кошелек. Компания торопливо зашагала в притаившуюся ночь.

— Вот тебе и хозяин, — безотчетно вздохнул Рома.

До водоотводного канала, недавно построенного с большими усилиями, ползли на четвереньках, обливались потом и росой, очумело припадали, заслышав обманчивые шорохи, в обветшалую траву.

Ветер тянул на реку, поэтому перестук лопат с кайлами не долетал до рудника. «Работали» жарко, задыхались от спешки. Из-за сопок заря распускала розовые махры, когда в открытую ставню главной магистрали стремительно зашумела волна. Волна с шипением докатилась до запруды и начала поднимать кверху оставленные в новых шурфах вещи. Бешеный вал рушил боковые крепы, размывал стены. В шурфы валились подмытые навесные лбища земельных выступов, отделяющих площади забоев. Земля липким клеем оседала на дно, а сверху свирепо схлестывались встречные волны. От отдачи летели наверх мутные брызги.

На восходе солнца выступившая из шурфов вода поползла по луговинам улентуйской долины, затопляя старые шурфы. Вода напорно подбиралась к электростанции и окладке обогатительной фабрики. Часть недостроенных мастерских подвергалась опасности.

На каланче суматошно заливался колокол, стараясь перекричать сирену и гудки. Поднятые тревогой, рабочие бежали сквозь серые хлопья тумана настречу водному разгулу.

Магистраль была испорчена.

В тенистых взгорьях, в ямуринниках, на крышах домов и шахт серебряными заплатами лежал первый перистый иней. Над поселком кружились хайластые галки.

— Вызов наверстать потраченное время и возместить убытки, — бросил Бутов. Он погрозил тайге кулаком и громогласно закричал в кучу рабочих:

— Выкурим гнус! Давал мой забойщик сто — норму, а завтра даст с десятком. Ручаюсь! А для себя еще пяток пристегну, если хвороба меня не заберет.

— Правильно, Нил Семенович! Технический персонал тоже дает встречный план: в этом году пустить все мастерские и подготовить оборудование «американки».

Бутов оглянулся и заулыбался Антропову.

…В эти дни после отчаянной борьбы с наводнением центральная магистраль была восстановлена. В шахты и шурфы опускались победоносно. В переплеске споров и воспоминаний люди пытались перекричать механические двигатели.

Бутов ухватил Гурьяна и Стукова за руки, увлек в шахту. Трое шли навстречу гремящему бремсбергу. От электрического света чешуей серых змей поблескивали цепи. И каждому не верилось, что год тому назад здесь мертвой глыбой лежал неизмеримо тяжелый пласт земли. Бутов провел их в последний забой, уходивший с наклонным углублением. Забой крепили бревенчатыми стенами и потолками новоприбывшие люди.

Топоры, кирки и лопаты стучали глухо, будто за соседними коридорами. Разработка шла по направлению к пятой шахте, смежной с шахтой «Реконструкция».

Бутов ткнул вперед пальцем.

— Видишь, Василий?

— Не слепой же я, — усмехнулся секретарь.

— А что ты видишь?

— Ну… забой, крепи и тебя, верзилу.

— Нет, кроме шуток?

— Да ты забавный, Нил! Не сорочьи яйца я ел.

Шахтер выжал в кулаке смолевую бороду и крякнул, как будто выпил стакан спирта.

— Еще буду забавнее, когда начну разводить здесь рационализацию. Глянь, как оборачивается дело.

— Ну? — не терпелось Гурьяну.

— Вот и гну? Не я ли говорил, что «Пятую» с «Реконструкцией» придется повенчать, хотя они и бабьего сословия. Посмекай-ка, что будет у нас без этих перегородок. А? Все пойдет по одной дороге, и дело это даст экономию на сотни тысяч в один год.

— А не просчитался ты? — полушутя спросил Стуков.

— Вырежи тогда язык! Вишь, шахты-то закладывались не по нашей охоте.

— Если жила ведет туда, то ты дело говоришь.

— Почему же я и выпячиваю.

Бутов взялся за кайлу и пошел к стене забоя.

— Так! — довольно усмехнулся Гурьян. — Завтра же дам распоряжение Антропову изучить это предложение.

Директор и секретарь спускались в три шахты. Работа шла без задержек. Подземный муравейник, облитый зеленоватым светом, в каждом ударе кайлы, ритмичных суровых звуках бремсберга чувствовал крепнущую дисциплину. Люди говорили коротко, повелительно.

Наверху, отряхивая от пыли кожанку, Гурьян сказал Стукову:

— Нужно Нила утвердить вторым моим помощником. Как ты думаешь?

— А на шахту кого поставишь?

— Костю Мочалова хочу попробовать.

— Смотри, тебе виднее…

— Не справится — поможем. Но мне кажется, что этот парень винты не отпустит.

Наискосок от шахты они прошли к шурфам. Две лебедки бесперебойно подавали пески. В километре, приближаясь к посеревшему от ветшавшей травы увалу, сверлили буровые скважины еще неполинявшие станки. Два электровоза беспрерывно подавали руду к бегунке. Узкоколейке приходилось делать петлю мимо новой усадьбы. Многое еще не было доделано. Гурьяну же переоборудование прииска казалось только в зародыше. Теперь видел, что механические мастерские далеко отнесены от «американки», а водоснабженческая магистраль локтем завернулась между электрической станцией и обогатительной фабрикой. Нужно было сооружать водопроводы и дать электроэнергию в новый поселок.

Костю директор встретил около станка, Электродвигатель гудел напряженно. Алмазная коронка с хрустом вгрызалась в твердокаменный массив (поблизости был увал). В сигнальной прорези колонковой трубы трудно было различить породы. Скважина обещала быть глубокой.

— Ну как, нравится работа? — спросил Гурьян, когда станок остановили для прочистки коронки.

— Легкая, — усмехнулся Костя. — Но нравится…

— А мы смекаем поставить тебя завшахтой вместо Нила.

— Меня?!

У парня изменилось лицо, он не знал, что ответить.

— Ты зайди вечером ко мне на квартиру, я и Нила позову. Может быть, мы завом сделаем временно Яцкова, а тебя помощником, пока присмотришься. Мужик ты головастый, и старание есть — это главное.

— Но ведь я хотел осенью учиться. И сами вы обещали. — Костя опустил глаза. И Гурьян понял его.

— Учиться мы вас с Катюшей отправим по январскому набору. Я уже уговорил ее. Сейчас сам видишь, как круто…

К станку подходила вечерняя смена. Гурьян взглянул на заходящее солнце и вспомнил, что сегодня не обедал.