Борель. Золото - Петр Петров

…Из треста неизменно отвечали, что специалист по монтажу американской фабрики занят установками на другом прииске и может быть послан на Улентуй только в январе. А между тем фронт золотодобычи неуклонно расширялся. Запасы сырья, по вычислениям технического персонала, достигали двухмесячной нормы работы новой обогатительной фабрики. Сквозь крупные светлые окна помещения фабрики Вандаловская смотрела, как работали подъемные лебедки. Среди рабочих, бросающих лопатами пески в вагончики электровозов, размахивал руками Гурьян.

Вспомнила, что встревожила его утром разговорами о неудавшихся опытах главного механика. Она проверяла наброски руководства Зайцева, сделанные по памяти. Что-то пропущенное в чертежах вносило путаницу, осложняло монтирование.

В другом углу, окруженные техниками и монтерами, Зайцев, Клыков с бригадой и Антропов осматривали агрегаты. Средину помещения заняли два чана. Главный механик, блестя лысиной, бегал в непокрытые мастерские, где беспрерывно работали токарные станки, стучали молотки, шуршали ремни. Приходилось подтачивать, отрубать, подправлять смятые при бесконечных перегрузках отдельные части. Новое дело требовало усилий.

Татьяну Александровну позвали в литейный цех. Небольшой усатый модельщик в прожженном холщовом фартуке пинал по полу изъеденную буровую коронку и ругался, сверкая вставными зубами:

— Как черт с квасом жрет эти части!

— А в чем дело?

— В том, что наши монтеры по буровым станкам глазами мух ловят, — пуще прежнего распалился литейщик. — Модель вы принимали сами. Сделана она была, как гармошка. Сами же хвалили. А через день смотрите, как обкорнали. Где мы на них напасемся коронок!

Он выплюнул окурок вместе с желтой слюной. Вандаловская наклонилась к коронке и, перевернув ее, сказала:

— Материал, кажется, неплохой. Но станки попали на твердую породу.

— Материал куда лучше. Кремень я пробовал сверлить. А только тут дело в людях. Вы бы посмотрели сами за работой. Чего же они пакостят. Ведь у нас поважнее дело есть, а время проводим за пустяками. Тут опять вредительством пахнет…

Татьяна Александровна оглянулась на подошедшего Антропова.

Бледное замученное лицо инженера было испачкано. Слова рабочего обидели Татьяну Александровну, хотя тот и не думал обвинять ее.

— Умойтесь, Виктор Сергеевич, — раздумывая, сказала она.

— Это ничего, — отмахнулся инженер. — Пойдемте обедать. Я сегодня не спал и плохо соображаю.

Они направились мимо покатой площадки, приготовленной для подачи руды к фабрике. Наваленная щепа и обломки кирпичей мешали шагать. На узкоколейке застрял электровоз, около которого суетились шоферы. Сзади подпирали грузовики, около машины собиралась толпа.

Подойдя ближе, они рассмотрели осевший на сломанную ось перегруженный вагон.

Антропов покачивался, сильно сутулился.

— Вы здорово измотались, Виктор Сергеевич, — участливо сказала Вандаловская. — Идите и заваливайтесь в постель, а завтра с утра опять займемся.

— Все равно не усну.

— А что с вами?

— Просто расхлябался. У меня, знаете, характер отвратительный, и вообще здесь совокупность всяческих обстоятельств. Вы не трусите суда?

Она вздрогнула:

— Почему? А разве вас тревожит это!

— Да как сказать… Морально скверно себя чувствую. Я общался с Перебоевым, и эта история с женой… Многие, вероятно, не верят, что я не знал о ее проделках…

— Да… История сложная, — вздохнула Татьяна Александровна. — По правде говоря, мне очень не хочется присутствовать здесь. Нервы здорово расшалились.

Антропов отстал, прикуривая папиросу. Вандаловская поджидала его, вертя каблуком лунку в земле.

— В большой драке иногда попадает по носу нечаянно. — начала она. — В жизни мы часто запинаемся за кочку, которую не замечаем под ногами. Нас больше, чем других, ломает кипучая жизнь современности. Надо бы прочнее держаться на ногах, иначе подомнет большим колесом. Но силенок не хватает… Видимо, нужно время… А бояться нам нечего. Согласитесь, что нас надломили еще в детстве, и теперь трудно перевооружаться, а надо. — Вандаловская остановилась, вглядываясь в толпившихся около машин людей, а затем повернулась к Антропову. — Знаете, ведь я тоже путалась. Помню, как в институте, будучи глупой девчонкой, протестовала, когда начали снимать иконы. Теперь краснею. Один профессор, иронизируя, доказывал нам, что марксизм такая же научная теория, как сказки об Иване-царевиче, и мы, глупые, соглашались. Вот какие казусы бывали. Сколько в жизни трепок… Ну, кажется, я вас утешила! — Татьяна Александровна тряхнула головой и быстрее зашагала к поселку.

В столовой она долго рассказывала о работе на заграничных рудниках, и успокоенный Антропов, после завтрака, крепко уснул в привычной одинокой постели. Он проспал до позднего вечера, а за чаем ему принесли письмо со штемпелем московской почты. Письмо было от Надежды Васильевны — узнал по броскому почерку. Стало противно и обидно, когда прочел короткие нервные строки конца:

«Виктор, прости и спаси… Организуй передачу».

Антропов засунул записку в конверт и, перегнув его посредине, хотел разорвать, но положил в карман.

Зато долго не могла успокоиться Вандаловская. В квартире было пусто и душно. Не проветрившийся воздух отдавал затхлостью, табаком и прелью. Под полом, несомненно, образовался грибок.

Но бороться с запустением не хватало времени.

Забываясь на работе, Татьяна Александровна дома расстраивалась из-за мелочей, грустила и не могла заставить себя что-нибудь делать. Вот и сегодня на письменном столе рассыпан пепел из Гурьяновой трубки, посреди пола валялись портянки, на спинке стула висело смятое, несвежее полотенце.

Татьяна Александровна открыла форточку и бегло остановилась на фотографии Гурьяна и Варвары. Закрученные черные усы мужа и самодовольное лицо Варвары заставили ее содрогнуться. Она повернула к себе карточку тыловой стороной.

Татьяна Александровна старалась объяснить себе происходящее в ее сердце смятение, но не могла. Оставаясь наедине, она вспоминала все подробности ареста, допросов, сплетни, всю жизнь на прииске. Убеждала себя, что все это проходяще и естественно, но рассудок не ладил с сердцем.

Предметы в квартире каждый час напоминали Варвару и умершую Ленку.

Иногда ей казалось, что история с разводом не имела бы такой остроты, если бы Варвара счастливо вышла замуж и успокоилась или уехала совсем с прииска. Вандаловская желала этого замужества. В памяти она перебирала знакомых холостых приискателей, которые могли бы устроить Варваре сносную жизнь. Но трезвела мысль, и Татьяна Александровна с горечью осуждала себя.

Во сне она не один раз видела Ленку и всегда на операционном столе, с перерезанным горлом. После чего просыпалась в холодном поту, плакала, но никогда об этом не знал Гурьян.