История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - Жорж Дюби

По правде говоря, «идолопоклонство» и «обращение к дьяволу» не представляли собой единственные пункты обвинения. Перед судьями была женщина, подозреваемая в схизме. В ту эпоху это слово имело зловещий смысл. Только что завершился «Великий раскол», христианский мир с трудом приходил в себя. Под схизмой подразумевался мятеж. По этой статье не было никакого сомнения: Жанна виновна. «Бегинка» упорно отказывалась подчиниться церковным властям, обращаясь к Торжествующей Церкви, то есть непосредственно к Силам небесным. И в мрачной темнице Жанну посещают голоса, возвращая ей мужество. Она не изменяет им. Редкий случай в процессах такого рода — обвиняемая, как все видят, не сдается. Иногда силы покидают Жанну, которую осыпают оскорблениями, жестоко лишают Причастия. Но она сразу же преодолевает слабость, вновь обретает уверенность, отказываясь покоряться людям. Итак, ересь, «нераскаяние в своих грехах». Трибунал клириков более не колеблется, с облегчением выносит приговор. Жанну отлучают от Церкви, изгоняют из христианского сообщества «как зараженную». Ее передают светскому правосудию. Руанский бальи ожидал такого приговора. Не устраивая нового процесса, он приказал сжечь Жанну на костре, «с милосердием», принародно. Что и свершается 30 мая 1431 г. Для одних эта казнь означала, что рассеялись колдовские чары, которыми воспользовался дурной король. Другие же были уверены, что Жанна умерла как мученица, принеся себя в жертву ради доброго короля.

Прихожанка из Домреми принесла народное слово. Явив пример безупречности, она призвала к покаянию во имя очищения королевства от грехов, которые его низвергнули, выразила народное мнение о королевской власти и о государстве. Они по-прежнему остаются под строгим надзором божественной силы. Жанна высказала это мнение с такой ясностью, что ее недолгая жизнь имела поразительные следствия. Сама она погибла. Но благодаря ей произошло чудо, осветившее все вокруг. Это чудо, позволившее преодолеть дух безнадежности, полностью изменило ход вещей в людском мире, дало толчок глубинному движению, которое не могла остановить ее мученическая кончина. Благодаря этому движению удалось за несколько лет избавить все королевство от захватчиков. Жанна сплотила нацию. Южная часть Франции, где говорили на языке ок, уцелевшая при нашествии, проявила верность, пришла на помощь опустошенному северу. Карл VII был восстановлен в своих правах. Он воплощал порядок и мир. У него достало здравого смысла никоим образом не покушаться на то разнообразие форм, которое государство приобрело за время смуты. Обновление опиралось как раз на местные особенности. Провинции сохранили свои кутюмы, представительные собрания, столицы, самобытные учреждения. Умеряя собственные требования, королевская власть смогла распределить налоговые привилегии между «добрыми городами», цехами, многочисленными категориями служителей. Торжествовала осмотрительность.

В 1449 году состоялся торжественный въезд Карла VII в Руан. Король приказал провести расследование по поводу суда над Девой. Важно было доказать безосновательность слухов о том, что он миропомазан благодаря ухищрениям колдуньи. В этом вопросе папский престол, в сущности, не проявлял рвения. Понтифик не желал, чтобы вновь обсуждалось дело о мятежнице, которая поднялась против Церкви. Не считал он полезным и привлечение к данному делу Парижского университета, следственной части своего аппарата. Университет же, чувствуя себя скомпрометированным, поспешил поддержать всеобщий церковный собор, который выступил против понтифика. Королевский двор колебался, но этим колебаниям положил конец кардинал Эстутвиль. Он был нормандцем, его род сопротивлялся англичанам. В результате в 1455 году был образован новый инквизиционный трибунал. Дознание проводилось в Лотарингии, в Орлеане (здесь после 1429 г. ежегодно праздновали день Освобождения города, к чему кардинал Эстутвиль отнесся с благосклонностью), затем в Руане и Париже. Четверть века спустя после процесса, на котором осудили Жанну, многих его участников уже не было в живых, никто не хотел ворошить неприятное прошлое. От свидетелей, вызванных в новый суд, ожидали одного — уверений в том, что Жанну нельзя было заподозрить ни в схизме, ни в ереси. При допросах остерегались говорить о голосах, о таинственном «совете», которым вдохновлялась Дева. Не были приняты во внимание и свидетельские показания 1450 года теолога Жана Бопэра, одного из немногих доживших до этого времени судей. По его мнению, «видения скорее имели естественную причину и вызывались человеческим умыслом, нежели сверхъестественной причиной»; он твердо, с достоинством стоял на своем, ни от чего не отрекаясь, говорил о «тонкостях, свойственных женщине», о том, что отнюдь не знал за Жанной «ка-кой-то телесной испорченности». Решающее слово было отдано юристам, которые изощрялись в поисках процедурных нарушений. Их было обнаружено достаточно для того, чтобы объявить процесс 1431 года не имеющим силы, уличить тех, кто его вел и кого уже не было на этом свете, наконец, аннулировать осуждение Девы. Не более того. Осторожность заставляла тогда на этом остановиться, не прославлять память о непокорной. Подобало воздерживаться от любых действий, которые могли бы поколебать учреждения Церкви. Она служила опорой для выздоравливающего государства, механизм которого после окончания войны вновь вращался без особого скрипа.

Но память пережила время. Память оказалась крепкой, хотя акценты и интенсивность ее изменялись в ходе веков. Как кажется, долгое время рассказ звучал глухо, а подъем Просвещения еще больше приглушил его. В «Кратком хронологическом изложении истории Франции», опубликованном в 1733 году в Гааге, граф Буленвийе как бы вскользь упоминает об «удивительном событии» в нескольких словах, бесстрастно рассказывает об осуждении, особо останавливается на обвинении в колдовстве, не говорит о ложном приговоре и, напротив, подробно пишет о другой девушке — «воинственной и умело владевшей оружием», которая «появилась вскоре после этого в Лотарингии, назвала себя Девой, вышла замуж в Меце, где и по сей день живет ее потомство». Таково было тогда общее состояние исторической памяти. Разум торжествовал, и не только Вольтер посмеялся над девственностью. Однако верным хранителем памяти оставался Орлеан. Восьмого мая в городе устраивалось шествие. Был воздвигнут памятник. Санкюлоты уничтожили это свидетельство мракобесия, но вскоре, в годы Консульства, монумент восстановили. В самом деле, потрясения, вызванные Великой революцией, подъем разного рода национализма в XIX веке привели к воскрешению памяти о Жанне. Этому воскрешению способствовали новый расцвет католицизма, романтический вкус к истории, в особенности к истории средневековой. На помощь пришла и ученость: Кишера опубликовал материалы процесса. Правые прославляли ревностную христианку, поднявшую свой стяг в день миропомазания подле царственных лилий, посланную небом, которое через нее пришло на помощь законной королевской власти. (Посмотрите, что изобразил художник Энгр.) Левые же отдавали должное дочери народа, которая смело выступила против притворства священников, обладала загадочно спасительными добродетелями. (Почитайте, что написал историк Мишле.) Однако и на одном и на другом краях политического спектра память жила главным образом благодаря национальному чувству. В галерею великих деятелей французской истории, примеру которых призывают следовать юное поколение, вошла и Жанна д'Арк. Она находится не в первом ряду, но занимает весьма достойное место, олицетворяя образ героини, которая поднялась из самых глубин страдающего отечества, принесла себя в жертву, тем самым призвав нацию встать с колен, преодолеть уныние. Церковь, боровшаяся со злом, пожелала сделать Жанну своей, дополнить ее образ чертами католической правоверности. Первоначально было решено объявить ее блаженной, а позднее, но лишь в 1920 году, после тяжелейшего испытания, — причислить Жанну д'Арк к лику святых. Было бы интересно ознакомиться с аргументами, которые выдвигались в ходе этого третьего процесса, проведенного римской курией, и благодаря которым стало возможным поставить в алтарях изображение девушки, до самой своей смерти противившейся церковной власти. Отметим лишь то, что среди развалин, оставленных Великой войной 1914–1918 годов, Святой престол, отвечая чаяниям набожных патриотов, счел хорошей политикой предложить Франции такую покровительницу. Вместе с ней он намеревался как бы влить полезную дозу сакральности в тело французского государства, государства республиканского, светского, победоносного, обескровленного в этой войне.