Ключевая улика - Патрисия Корнуэлл

— Даже не знаю, что сделать, чтобы он проникся и понял, — говорю я, когда Бентон убирает телефон. Как бы ни переживал Марино из-за смерти Джейми, куда хуже ему из-за того, что нечто подобное могло случиться и с ним.

— По части понимания он не слишком силен, — отвечает мой муж. — И зачем было так глупо рисковать? То же самое, что напиться, сесть в машину и ехать по шоссе. Таких случаев немало, и чем они кончаются, хорошо известно. Надеюсь, Фил сделает так, как я ему сказал. — Фил — один из многих агентов, с которыми я познакомилась в последние два дня. — Вот случается что-то такое, и уже приходится брать в расчет их восприятие того, что они сделали. Потакать их нарциссизму. Они ведь оказывали услугу миру.

— Да, есть люди, которые в это верят. Гитлер, например.

— Просто Тара не выставляла свои услуги напоказ. Подавала себя как великого гуманиста, управляющего образцовой тюрьмой. Чиновники туда за опытом ездили.

— Да, я видела грамоты у нее на стенах.

— В тот день, когда ты там была, — добавляет Бентон, — туда же приезжала делегация из одной мужской тюрьмы в Калифорнии. Вроде бы даже подумывали предложить ей возглавить одну из тамошних женских тюрем.

— Будет забавно, если Тара попадет в блок «Браво», — говорю я. — Может быть, даже в бывшую камеру Лолы Даггет.

— Я передам твое пожелание, — сухо отвечает Бентон. — Как и предположение Люси насчет того, что Гейбу Маллери, как ближайшему родственнику, нужно передать право принять решение в отношении Доны Кинкейд: отключать ее или нет от системы жизнеобеспечения.

— Что там будет, не знаю, — говорю я, хотя понимаю, Гейб Маллери определенно не получит такого права.

Он, похоже, и не слышал о ней почти ничего и лишь смутно припоминает, что ее имя как-то связано с убийствами в Массачусетсе. Его жена, Роберта Прайс, воспитывалась в приемной семье в Атланте и изредка, по праздникам, встречалась с сестрой, но ничего больше он об этой ее сестре не знал.

— Думаю, ее все-таки переведут в другое заведение, где и будут поддерживать ее жизнь, пока не наступит клиническая смерть.

— Не обо всех жертвах так заботятся, — ворчит Бентон.

— Обычно так и бывает. Я только виню себя, что не послушала Марино, когда он указал на повышенный уровень адреналина и угарного газа и на то, что в тюрьмах курить запрещено. Не придала значения. Меня тогда больше другое интересовало. Может, если бы я сказала ему об этом, он не корил бы себя так за невнимательность и за сигаретой бы не потянулся.

— Может, ты и ко мне проявила бы большую снисходительность. — Бентон поднимает голову и перехватывает мой взгляд. Мы уже успели обменяться несколькими резкими словами по этому поводу. — Ты сказала мне что-то важное, а я думал о чем-то другом. Ситуация понятная.

— Сварю-ка я еще кофе.

— Свари. Извини, я был не слишком любезен.

— Ты уже говорил об этом. — Я поднимаюсь из кресла и вижу проплывающий за окном контейнеровоз. — Ты и не обязан быть любезным, когда дело касается работы. Просто принимай меня всерьез. О большем не прошу.

— Я всегда принимаю тебя всерьез. Просто в тот момент были вещи посерьезнее.

— Сначала Джейми, потом стреляет сигаретку, которая едва его не убила, — да, просто так это для него не прошло. — Я меняю тему разговора, потому что не хочу больше обсуждать извинения Бентона, и кухня вдруг предстает пустой и голой, как будто мы уже выехали отсюда. — И ему нужно обдумать все и сделать выводы, а то отчебучит что-нибудь в том же духе, напьется или бросит работу и будет сутками напролет рыбачить с этим своим приятелем-капитаном.

Мою кофеварку Марино уже прибрал к рукам, так что приходится довольствоваться тем, что предлагает отель.

— Курить рядом с аптекой, где работает отравитель. — Я качаю головой. — Конечно, наверняка никто не знал, но ведь он же расспрашивал о ней.

— Что ты ему говорила? Не пить и не есть ничего, пока не будешь уверен, что это безопасно.

Я вношу кофе.

— Это как с тайленолом.[51]Когда понимаешь, что может случиться, доверять больше ничему уже не хочется. Либо так, либо впадаешь в отрицание. После всего, что мы видели, я бы, наверно, выбрала второй вариант. — Я направляюсь в кухоньку приготовить вторую чашку и мысленно возвращаюсь в заброшенный подвал за милым старинным особняком, в котором Роберта Прайс несколько лет назад помогла убить целую семью. Ей было тогда двадцать два. — Или никогда больше не стану есть, пить и покупать что-либо с полки магазина.

Я не знаю, пользовалась ли она тем оружием, что было в подвале, — складным ножом со стальным лезвием шириной три дюйма и стопором в форме орлиных клиньев, оставивших странные параллельные ссадины на телах жертв. И все же, как мне кажется, резала и колола Дона, Роберта же предпочитала убивать на расстоянии, не пачкая рук. Нож был, скорее, сувениром или чем-то вроде реликвии, хранившейся в футляре из розового дерева в созданном под землей, оборудованном вентиляцией тайнике, где поддерживались нужная температура и влажность.

Попасть в бывший подвал можно было через прикрытый ковриком люк в полу офиса. Здесь хранились запасы сигарет, сухих пайков, автоинжекторов и прочих продуктов, с помощью которых Роберта намеревалась осуществлять свой план. Ботулотоксин серотипа А она получала из Китая, куда регулярно направляла заказы. И ни у кого даже вопросов не возникало. Помимо прочего обнаружились в подвале и старые конверты и почтовые марки, причем не только уже известные нам, с пляжем и зонтиками, но и другие, купленные через интернет.

Большинство из этих вещей предназначалось, по-видимому, заключенным; почтовые принадлежности пользовались большим спросом среди людей, лишенных свободы и жаждущих общения с внешним миром. Мы, наверное, не узнаем, сколько человек она убила, экспериментируя с различными средствами и способами, но предпочитая ту смерть, симптомы которой более всего напоминали острый приступ астмы, от которой страдали обе сестры. Они родились 18 апреля 1979 года, в нескольких милях от женской тюрьмы штата, в городской больнице Саванны. Разделенные в младенчестве, они не знали друг о друге вплоть до 11 сентября, когда Дона решила найти своих биологических родителей. Начатые поиски привели к интересному открытию: оказывается, у нее есть еще и сестра-близнец.

В первый раз они встретились в декабре 2001-го, в Саванне, обе отмеченные проклятием, охарактеризованным Бентоном как серьезные изменения личности. Обе личности психопатические, со склонностью к садизму и жестокости, и обе невероятно умные, они и выбор сделали почти одинаковый. Дона Кинкейд в разговоре с вербовщиком ВВС заявила о желании поступить после колледжа на военную службу и сказала, что интересуется кибербезопасностью и медицинской техникой, а ее сестра, жившая в тысяче миль к востоку, обдумывала возможность прохождения программы научной подготовки на флоте.