Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

— Дверь в нее — первая направо, как только входишь в дом, — пояснил Хилари. — За углом, между главным залом и гостиной. Поэтому мы и решили ею воспользоваться как гримерной. Очень удобно: там два входа — один ведет, как я уже сказал, в зал, а другой — прямо на парадное крыльцо. Так устроено было с самого начала. Чтобы, знаете, грязными подошвами по жилым помещениям не шлепать.

— Все ясно, — произнес мистер Рэйберн и пробежал глазами только что сделанные записи. — Так, значит, в последний раз его видели…

— В последний раз его видела мисс Тоттенхэм, когда помогала ему снять мантию и разгримироваться. После чего он должен был покинуть гардеробную, предположительно собираясь подняться наверх к полковнику Форрестеру.

— Так он покинул гардеробную, сэр? И покинул, как я понимаю, через дверь, ведущую в зал?

— Опять-таки мы можем все это лишь предполагать. Однако вряд ли, ведь он вышел бы на крыльцо только для того, чтобы тут же опять зайти через парадный вход в тот же зал, куда мог попасть прямо из комнаты, верно?

— Я понял вас, сэр, вам это кажется странным. И никто не видел, как этот человек поднимался по лестнице?

— Никто. Но в этом нет ничего удивительного. Слуги накрывали рождественский стол для детей. Причем, по моему особому указанию, делали это при свечах, без электрического освещения. Как вы сами видели, там имеются две лестницы, слева и справа. Ведут они к одной и той же галерее наверху. Та лестница, что ближе к гардеробной, находится в конце зала, противоположном тому, где стоял длинный праздничный стол. Никто из прислуги и не должен был обратить внимание на Маулта, разве только тот специально привлек бы его к себе. Вообще-то Маулт не мог… — Тут Хилари запнулся, а затем быстро продолжил: — Маулт получил распоряжение помочь моим работникам с праздничным столом. Но, конечно, получил он его еще до того, как появилась необходимость заменить полковника Форрестера, так сказать, на подмостках.

— Да, сэр. Диспозиция мне ясна, — ответил Рэйберн. — А в гардеробной, сэр, наверное, висят какие-нибудь пальто и тому подобное? Ну, там, макинтоши, зонтики?.. Возможно, там есть и резиновые сапоги?

«Молодец, Джек», — отметил про себя Аллейн.

— Да. Да, конечно, что-то такое там всегда есть, — быстро проговорил Хилари. — А вы думаете, что ему зачем-то понадобилось…

— Следует учитывать все возможности, мистер Билл-Тасман. Вы не согласны?

— Конечно-конечно. Разумеется.

— А вам, сэр, не приходит в голову никакая причина, пусть даже самая нелепая, самая невероятная, по которой мистер Маулт мог столь стремительно покинуть вашу резиденцию и, если позволите так выразиться, смыться?

— О, нет, нет! Абсолютно ничего такого в голову не приходит. Но это еще не все. — Хилари метнул нервный взгляд в сторону. — Дослушайте до конца, суперинтендант… — И он добавил к своей и без того красочной истории сюжет о жестяном сундучке, покрытом японским черным лаком (тут уж мистер Рэйберн даже не пытался скрыть изумления), а «на сладкое» — предъявил кочергу.

Аллейн ждал этого момента и теперь слегка потешался в душе над бедным мистером Рэйберном, чье лицо вытягивалось и мрачнело с каждым новым словом Билл-Тасмана. Наконец офицер полиции перевел тяжелый взгляд с лица Хилари к предмету, лежавшему на его столе, и сосредоточил на нем все внимание. Тут же, под рукой, находилась и лупа.

— Позвольте! — произнес Рэйберн и в величайшей задумчивости уставился сквозь нее на антикварный каминный прибор. Затем обратился к Аллейну: — Я так понимаю, вы ее уже осмотрели?

Тот кивнул.

Хилари повторил уже известное нам сообщение о том, как нашел кочергу. Мистер Рэйберн, в свою очередь, выглядывал в окно, задавал вопросы и делал пометки в блокноте. В продолжение этой процедуры ему, похоже, все время хотелось пригласить лондонского коллегу к участию в разговоре, хотя вслух он этого и не говорил. Но, к разочарованию детектива из Даунлоу, тот упорно молчал.

Владелец «Алебард» старался не смотреть на стол. Он даже повернулся к нему спиной, склонился над камином и сделал вид, что хочет разворошить дрова. Для этой цели Хилари взял в руки здешнюю, кабинетную кочергу, но, судя по всему, с ней он обращаться не привык. Во всяком случае, хозяин тут же со звоном уронил ее в очаг.

Рэйберн несколько раз с неопределенной интонацией повторил: «М-м-да», прибавил, что делу это придает «пожалуй, довольно-таки зловещий оборот» и что «надо разобраться, как со всем этим быть». Потом он сказал Хилари, что «должен сам заняться кочергой», и спросил, не найдется ли в «Алебардах» для нее какой-нибудь картонной упаковки. Билл-Тасман в ответ порывался вызвать прислугу, но Рэйберн решительно его остановил: прислугу «пока тревожить не стоит». Тогда Хилари, порывшись немного у себя в комоде, раздобыл там длинный футляр в форме трубы, полный старинных географических карт, вытащил их и передал тубус мистеру Рэйберну. Тот аккуратно вложил в него кочергу, снова завернув ее в газету. Он высказался в том смысле, что хорошо бы пока не делать обнаружение кочерги достоянием широкой общественности, и Хилари горячо с ним согласился. Далее суперинтендант намекнул, что не прочь бы с глазу на глаз перекинуться словцом-другим со старшим суперинтендантом — ну, о том, какой поворот принимают события. Хилари поморщился. Рэйберн не обратил на него никакого внимания и спросил, не будет ли Аллейн так любезен лично показать ему пресловутую гардеробную. Билл-Тасман заявил было, что и сам с удовольствием «будет так любезен», но оборвал себя на полуслове и пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Как вам угодно.

Аллейн направился к двери. Детектив из Даунлоу последовал за ним.

— Мистер Рэйберн! — остановил его Хилари.

— Да, сэр?

— Не сомневаюсь, что вы захотите поговорить со мной о моей прислуге.

— Я собирался всего лишь, — поспешно ответил Рэйберн, — записать имена и фамилии всех гостей, ну и конечно, слуг тоже. Такова обычная практика. Мы… мы обязаны делать это в рамках любого расследования, сэр.

— Прекрасно. Я сообщу вам все имена. Но должен заявить заранее и сразу, что, какое бы мнение вы для себя ни составили относительно исчезновения этого человека, нет никаких сомнений, ни при каких обстоятельствах не может возникнуть никаких сомнений в том, что никто из моих служащих ни малейшим, даже самым отдаленным образом не замешан в этом деле. В этом я уверен, и в своей уверенности останусь совершенно непреклонен, — закончил Хилари свою странную, полную отрицаний речь.

— Сильно сказано, — заметил мистер Рэйберн.

— Отвечаю за каждое свое слово, — заверил Билл-Тасман.

I

— А усадьба весьма впечатляет, — заметил суперинтендант Рэйберн.

Они с Аллейном неторопливо шагали через огромное пространство главного зала — сейчас здесь никого не было. Огромные связки ветвей вечнозеленых растений все еще свисали с балюстрады верхней галереи. Огонь с треском полыхал в горнилах двух огромных очагов.