Бенито Муссолини - Кристофер Хибберт

Она разделась при тусклом электрическом свете и легла в постель рядом со своим любовником, прошептав ему что-то на ухо. Он что-то тихо сказал в ответ. Кантони и Франджи сидели снаружи возле приоткрытой двери. Они прислушивались, стараясь понять, о чем идет речь, но в комнате говорили слишком тихо. Им показалось, что прозвучали имена Паволини и Грациани. Потом им послышались слова Муссолини: «Я уверен, они не посмеют убить меня». И далее что-то вроде: «Простишь ли ты меня?» Когда она ответила ему, он пробормотал: «Теперь это не имеет никакого значения». Наконец они замолчали. Тишина вывела молодых охранников из терпения. Им мерещилось, что заключенные замышляют побег. Они внезапно распахнули дверь и ворвались в комнату. Кларетта мгновенно натянула простыню на лицо и прижалась к Муссолини. Он приподнялся и сказал беззлобно: «Проваливайте отсюда, ребята! Не надо так себя вести. Вы становитесь назойливыми». Было заметно, каким изможденным и измученным было его лицо.

Охранники вышли из комнаты и снова уселись на пол в коридоре. Свет погасили, и вскоре сквозь нескончаемый шум дождя и завывание ветра послышалось тяжелое дыхание Муссолини. Всю ночь он спал не просыпаясь. Через закрытые ставни доносились приглушенные раскаты грома и почти беспрестанно сверкала молния. На рассвете сон сморил и стражников. Пока все спали, гроза утихла.

Около одиннадцати часов утра синьора Де Мария отправилась в поле. Утро было прелестным. Почва была еще влажной, но воздух — чистым и прозрачным. С юга тянул теплый мягкий ветерок. Синьора Де Мария посмотрела в сторону дома и увидела, что Муссолини, высунувшись из окна, глядел на покрытые снегом вершины гор, обступавшие озеро Лекко. Вытянув руку по направлению к вершинам, он что-то показывал своей любовнице. Лия Де Мария закончила работу и вернулась в дом.

Ее муж поднялся наверх и предложил пленникам позавтракать. Он, однако, со свойственной крестьянам скромностью, предупредил, что пища будет простой. Кларетта попросила приготовить поленту с молоком. Она знала, что полента — любимая еда местных жителей и тем самым она рассчитывала доставить крестьянину удовольствие. Муссолини же неприветливым голосом сказал, что ему все равно. Он находился в состоянии полного безразличия к происходящему, близкого к отчаянию. Его глаза были налиты кровью, лицо бледным и грязным, покрытым щетиной. Он даже не попросил воды, чтобы умыться и побриться.

Де Мария внес в комнату ящик вместо стола, его жена накрыла ящик белой скатертью. Кларетта ела поленту с удовольствием, а у Муссолини, казалось, не было аппетита. За время завтрака он молча съел лишь кусочек хлеба и ломтик колбасы. Отложив хлеб в сторону, он взял стакан с водой и сделал несколько мелких глотков, не отрывая взгляд от красных цветов, которыми была вышита скатерть. «Правда ли, что американцы захватили Комо?» — спросил он у охранников. Услышав положительный ответ, он молча кивнул головой.

Покончив с полентой, Кларетта снова улеглась на кровать. Она натянула одеяло по горло и закрыла глаза, но чувствовалось, что она не спит. Муссолини сел на кровать к ней спиной и стал смотреть через открытое окно на горы.

Деревенские часы медленно отсчитывали минуты нового долгого дня.

Хотя идея об убийстве одного человека другим противоречит моим убеждениям, я тем не менее считаю, что одно насилие порождает другое, и в некоторых случаях оно бывает справедливым. Когда нет другого выхода, не остается ничего, как пролить кровь.

Узнав об аресте Муссолини накануне вечером, члены Комитета национального освобождения Северной Италии и руководители Корпуса добровольцев свободы собрались на совещание в Милане.

Сведения о ходе совещания, которое началось сразу после одиннадцати часов вечера, противоречивы и ненадежны. Достоверно лишь то, что решения, принятые от имени Комитета национального освобождения в течение ночи, были не вполне правомочны. В заседании принимали участие всего шесть или семь человек. Среди них были Луиджи Лонго, убежденный коммунист, много сделавший для превращения партизанского движения в политическую силу, и Вальтер Аудизио. Это был высокий человек с бледным лицом, ему было тридцать шесть лет, прежде он работал бухгалтером. В свое время он воевал добровольцем в Испании. Он именовал себя Джованбатиста ди Чезаре Маньоли, а чаще более просто — полковник Валерио.

На заседании Комитета под влиянием более человечных и менее политизированных участников было принято решение направить Вальтера Аудизио с заданием доставить Муссолини в Милан. Однако затем, в более узком кругу, обсуждались «подробности миссии Аудизио». Эти «подробности» заключались в том, что Муссолини должны были доставить мертвым. Пальмиро Тольятти настоял на том, чтобы утвердить смертный приговор. Как он сам впоследствии объяснил на страницах коммунистической газеты «Унита», у него были полномочия принять такое решение, как «у руководителя коммунистической партии и вице-премьера Италии». Приговор подразумевал, признался Тольятти, что Муссолини и его министры должны быть расстреляны сразу после ареста и установления личности. Члены Комитета национального освобождения, не являвшиеся коммунистами, не были поставлены в известность о содержании приговора. Для них было очевидным, что по условиям перемирия Муссолини подлежало передать представителям союзных держав. Иваноэ Бономи, сменивший Бадольо на посту премьер-министра, утверждал, что он никогда не слышал о таком приговоре. Влияние коммунистов в Комитете было значительным, а кое-кто из них был известен симпатиями членам Пьемонтского Комитета, который зашел так далеко, что разработал собственное уложение о наказаниях. Согласно ему не только члены правительства Муссолини, но и рядовые члены фашистской партии признавались виновными в «подавлении свободы» и подлежали смертной казни без суда, если они не сдались до начала всеобщего восстания в Северной Италии.

Для того, чтобы избежать такой скорой расправы над Муссолини, были предприняты три попытки разыскать его. Две — американцами, третья — правительством на Юге. Ни одна из них не увенчалась успехом. Приговорив Муссолини к смерти, члены Миланского комитета встали перед проблемой, как сообщить союзникам об аресте Муссолини и одновременно избежать его выдачи. Поэтому в три часа ночи в штаб союзных войск в Сиене была направлена телеграмма следующего содержания: «Комитет национального освобождения с сожалением вынужден сообщить, что не имеет возможности передать Муссолини в руки союзного командования, так как по постановлению Народного трибунала он был расстрелян на том же месте, где фашистами были казнены пятнадцать патриотов».

Час спустя генерал Кадорна вручил Аудизио пропуск, добытый при содействии доктора Гастони, посредника между партизанами и союзниками. Доктору выдал этот пропуск капитан Эмилио К. Даддарио, офицер связи в американской армии, который участвовал в бесплодных попытках розыска Муссолини. Вот текст пропуска, написанного на английском языке:

Полковник Валерио (известный также под именем Маньоли Джованбатиста ди Чезаре) является итальянским офицером, находящимся в распоряжении главного командования Корпуса добровольцев свободы, и направляется в область Комо для выполнения задания Комитета национального освобождения Северной Италии. Настоящим ему и его вооруженной охране разрешается находиться на указанной территории.