Я стоял у ворот Москвы. Военный дневник командующего группой армий "Центр" - Федор фон Бок

22/7/42

Я написал Зоденштерну, что принял его совет к сведению, и в очередной раз указал на необоснованность выдвинутых против меня Кейтелем обвинений. Кроме того, я с презрением отозвался о получивших распространение в последнее время слухах относительно «более существенных» причин моей отставки, которые якобы связаны с подоплекой некоторых событий во время сражения за Харьков.

31/7/42

Зоденштерн написал мне, что новые очень строгие правила не позволяют ему переслать мне выписки из военных дневников группы армий без разрешения Верховного командования. У него, однако, нет сомнений, что при необходимости подобное разрешение может быть получено. Потом он вернулся к делу о повороте дивизий к югу и, в частности, написал:

«Беседа с генерал-полковником Гальдером имела место 5 июля в 14.40 и состояла в следующем: генерал-полковник описал цепочку логических рассуждений [480] фюрера, каковую последний представил на рассмотрение генералитета во время дневного брифинга. Он (фюрер) следил за развитием текущей операции с большим нетерпением. В особенности его раздражало то обстоятельство, что ХХХХ танковый корпус все еще не повернул к юго-востоку в общем направлении на Старобельск и что штаб-квартира, осуществлявшая руководство северным флангом, не представляла себе со всей очевидностью базовой концепции текущей операции, суть которой сводится к высвобождению максимального количества мобильных сил с целью задействовать их в юго-восточном направлении. Наши войска на юге от населенного пункта Ливны, по его мнению, все еще слишком сильны.

Я заверил генерал-полковника в том, что базовая концепция операции абсолютно ясна штаб-квартирам обеих групп армий, как, равным образом, и армейской группе Вейхса, и что делается все возможное для ее реализации. При всем том, однако, существует определенная озабоченность положением южного фланга 4-й танковой армии, чье быстрое продвижение в направлении Воронежа может быть поставлено под угрозу в случае появления на этом фланге противника, что нами, безусловно, ожидается. Упомянутая озабоченность заставила командующего группой армий придерживаться принятого им ранее решения относительно переброски хотя бы части ХХХХ корпуса (23-й танковой дивизии) в район населенного пункта Краснолипье…

Что же касается поворота ХХХХ танкового корпуса к югу, я могу сказать, что 5 июля в 11.30 утра ХХХХ корпусу (без 23-й дивизии) был отдан приказ к концу дня осуществить прорыв в направлении Острогожска и Коротояка.

В тот же вечер (в 20.20) фельдмаршал сообщил фюреру по телексу, что 6-я армия захватила плацдармы у Лимана, Буденного, Николаевки и Острогожска, а также получила [481] приказ продолжать движение к югу и выйти к линии: станция Тополи — Веделевка — Варваровка — Каменка — Никольское.

6 июля 6-я армия планировала наступать силами ХХХХ танкового корпуса в юго-восточном направлении, насколько ему позволит имеющийся запас горючего, то есть, грубо говоря, вплоть до Калитвы; этот план командованием был одобрен…»

Я подумал, что заявления Гальдера в упомянутом выше разговоре представляют собой типичный образчик свойственного Верховному командованию нетерпения. Я позвонил Гальдеру, чтобы указать на необоснованный характер предъявленных мне обвинений и показать, как сам ход событий развеял все причины нетерпения высшего руководства. Если с моей стороны и имели тогда место резкие слова, то они являлись лишь следствием вполне объяснимого напряжения, которое в те дни всеми нами владело. Не может быть и речи о том, чтобы мы недостаточно ясно представляли себе базовую концепцию операции, и Зоденштерн это неоднократно подчеркивал. Тогда я и вообразить не мог, что на этой почве между мной и Верховным командованием сухопутных сил может возникнуть серьезное недопонимание.

Странно, что люди из высшего руководства назначили командующим группой армий Вейхса, который, по их мнению, не продемонстрировал 5 июля должного понимания базовой концепции операции!

Я написал Зоденштерну, что обойдусь и без выдержек из военных дневников группы армий. Хотя бы потому, что не хочу давать повода для новых слухов, а они неминуемо получат распространение, как только я обнародую эти документы. Кроме того, я совершенно уверен, что в деле о повороте на юг никаких просчетов с моей стороны допущено не было. В своем письме Зоденштерну я еще раз привлек [482] внимание к тому факту, что приказ о повороте на юг был отдан мной по крайней мере за 24 часа до последовавшего 5 июля звонка Гальдера.

6/8/42

Зоденштерн написал мне, что к нему заезжал Шмундт. Последний утверждал, что фюрер «совершенно определенно» решил со мной переговорить».

5/9/42

На фронте и дома людям говорят, что я заболел. Но как я и полагал, мой отъезд способствовал появлению самых разнообразных слухов; некоторые из них совершенно абсурдные. 9 августа «Дас Рейх» опубликовала на своих страницах мою большую фотографию и помимо всего прочего по-доброму отозвалась о моем командовании. Другие немецкие и зарубежные газеты часто упоминают на своих страницах мое имя и, хотя на дворе уже сентябрь, продолжают печатать материалы о «группе армий Бока».

Октябрь 1942 года

Постепенно правда начинает просачиваться наружу. Английское радио называет меня «козлом отпущения»!

Лист и Гальдер отправлены домой. Шмундт возглавил отдел кадров Высшего командного состава вместо Кейтеля, сохранив при этом свой пост адъютанта фюрера.

В сентябре министр Риббентроп произнес речь, восхвалявшую полководческие таланты фюрера, и в заключение сказал, что он один является инициатором и создателем планов всех крупных кампаний и сражений. 4 октября Геринг повторил это заявление в большой публичной речи, [483] подтвердив тезисы своего выступления едкими комментариями, которые наверняка оказали удручающее воздействие на всех отправленных домой офицеров.

Меня до такой степени разозлили эти комментарии, что я написал Шмундту письмо, в котором помимо всего прочего, вновь коснулся необоснованных обвинений Кейтеля в свой адрес, послуживших причиной моей отставки. Когда Харденберг 10 октября отвез это письмо Шмундту, последний сказал, что обоснование моей отставки, предложенное Кейтелем, всегда представлялось ему «на редкость глупым»! Но, насколько он знает, причины куда глубже. Во время кампании 1941 года я выступил против плана фюрера атаковать на востоке от Днепра в южном и в северном направлениях вместо восточного. Браухич же, который представлял тогда точку зрения фюрера, не смог отстоять ее перед лицом моей «подавляющей индивидуальности», в противном случае война, возможно, уже была бы закончена?! Фюрер, впрочем, продолжает испытывать ко мне большое уважение; так что вполне может быть, что он еще предложит мне возглавить где-нибудь командование, но в настоящее время он может работать только с теми людьми, которые действуют в полном соответствии с его желаниями.

Эти заявления опять вступают в противоречие с реальными фактами. Позиция, которую я занимал летом 1941 года (смотри: 20 июля 1941 года), никак не сказалась на поворотах к северу или югу и уж тем более не была способна их предотвратить. Известно, что после передачи группе армий «Север» части моих танковых дивизий они застряли там в грязи! Что же касается юга, то во время битвы за Киев, после того, как все мои возражения были отвергнуты, мои мобильные части были развернуты в южном направлении, что полностью соответствовало плану Гальдера! Надо сказать, танковая армия Гудериана выполнила поставленную перед ней задачу и оказалась в тылу у противника, [484] в то время как танковые войска группы армий «Юг» еще даже не перешли Днепра. При всем том война все еще далека от завершения! Этот аргумент, кроме того, никак не согласуется с письмом, присланным мне Шмундтом 4 января 1942 года, в котором он писал: