Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Конофальский

— Двадцать? — Де Йонг задумался, что-то прикидывая в уме. — Нет, десяти вполне хватит, двадцать — это для замка огромного, тут на берегу такой не поставить. Утопим фундамент, в подвалах будет вода.

— Мне нужны равелины от пушечного огня. На стенах должны быть площадки под пушки, я хочу, чтобы мои пушки простреливали и реку, и берег. Ворота с подвесным мостом. Башни удобные для фланкерного огня. Хочу, чтобы были конюшни на два десятка лошадей, коровник, большие склады для фуража и провианта и колодцы. А покои чтобы были новыми, с большими окнами, без этих дурацких огромных каминов, но с печами, и чтобы полы деревянные, а стены оббиты материей, чтобы спать без сквозняков. Сможете уложиться в десять тысяч золотых?

Де Йонг сразу не ответил, напряжённо считал, не произнося ни слова, только озирался по сторонам. Потом наконец спросил:

— А можно будет рубить вон тот лес? — он указал рукой на видневшийся за спиной кавалера Линхаймский лес.

— Можно, — отвечал Волков.

— Отлично, отлично…, - произнёс архитектор. И указал рукой на реку. — А тут понадобится пристань. Это сразу удешевит подвоз.

— Я так и думал, поставим.

— Десяти тысяч… Десяти тысяч может и хватить, многое будет зависеть от фундамента, от земли, надо бы покопать тут, узнать, какова тут земля, если тут камень, то ещё и на фундаменте сэкономим, и тогда будет замок не хуже большого. С реки его будет не взять, даже пролома не сделать, а с берега поставим равелины перед воротами и перед западной стеной, обведём рвом от реки. Он будет прекрасен и неприступен, — Де Йонг, кажется, загорелся этой идеей. — Я всё нарисую, всё посчитаю. За месяц всё сделал бы, не будь у меня столько разной работы.

— За месяц? — произнёс кавалер. — Это хорошо, но вы пока не торопитесь. Я ничего не могу начать, пока не решу дело с герцогом.

— А тот дом для человека герцога у причалов, что мы надумали строить…, - вспомнил архитектор.

— Будем надеяться, что он нам поможет, — отвечал кавалер.

Что ему ещё нужно было, кроме замка — да ничего. Во всём остальном он уже преуспел, а для замка нужно было замириться с герцогом. Иначе всё, что кавалер строил и делал, всё, что создавал, могло достаться кому-то другому. Ведь герцог мог и отобрать феод у заносчивого вассала.

Де Йонг, озадаченный, поехал на север к своим домам и домишкам, к пристаням и особнякам, а Волков со своим людьми поехал по течению реки на запад, к рыбачьей деревне. Там он надеялся найти Мильке, а заодно и узнать, как там его гарнизон на том берегу реки. Как там Брюнхвальд, Пруфф и Вилли, есть ли от них вести.

Мильке он не застал, тот уехал ещё утром в Эшбахт, но зато сержант Жанзуан сообщил ему, что в гарнизоне появилась хворь. И что только вчера привезли с того берега двух болезных. Волков поверить не мог, что у Карла Брюнхвальда в войске завелась хворь. У хороших, знающих командиров такое бывало редко. Впрочем, у всяких офицеров оно могло случиться. Волков предупредил сержанта, что на лодке могут проплыть беглые мужики, на что сержант заметил, что тут перед ним за день в обе стороны иной раз проплывает три десятка лодок и барж, и за всеми ему не уследить. Волков с ним был согласен.

И кавалер, ещё раз оглядев крепкий форт, что построил на пригорке Жанзуан, поехал домой, заодно приглядывая места для дороги, которая ему была тут нужна.

А дома его ждало письмо. От красавицы сестры, от фаворитки Его Высочества, от графини Брунхильды фон Мален. И писала графиня ему, что остановилась она в Малене проездом в своё поместье Грюнефельде и что желает встретиться с ним и поблагодарить, а также рассказать, что творится при дворе Его Высочества и о чём там говорят.

Волкову очень хотелось поехать, но было уже поздно, он не успел бы в город до закрытия ворот. Да и устал он, поэтому до рассвета решил отдохнуть. Но рано ему лечь не довелось, и причиной на сей раз были не его женщины, а его вернувшийся из Ланна племянник Бруно Фолькоф и молодые господа, что были там с ним.

Племянник был великолепно одет. Не зря портные Ланна считались вторыми в мире после портных из Ламбрии. Юноша был великолепен; то ли сам, то ли посоветовали ему, но теперь он был одет в белое и синее. Белый колет, белый берет с синим пером и белые чулки великолепно сочетались с синими панталонами, маленьким синим плащиком и синими мягкими туфлями.

— Господин Габелькнат посоветовал мне этот костюм, он в ваших цветах, дядя, — крутился перед кавалером молодой человек.

— Хороши, что ж тут скажешь, — произнёс Волков.

— Ваша невеста сойдёт от вас с ума, — добавила Бригитт.

— Да? — спросил у неё Бруно. — Вы так думаете, господа Ланге?

— Я в этом уверена, молодой господин, — отвечала красавица. — Вы юны и прекрасны, жена будет вас ревновать к служанкам. Уж поверьте.

— Эх, хоть бы знать, какова она, — говорил Бруно мечтательно, — может, она и не стара ещё и не отвратна.

— Успокойтесь, племянник, и не обольщайтесь, — сразу прервал его мечтания кавалер. — Женщины из таких семей имеют за собой всегда достойное приданое, а с подобным приданым вам она и молодой, и красивой должна казаться. А для сердца так заведёте себе истины сердечного друга.

— Я всё помню, дядя, — заверил его Бруно, покосившись на госпожу Ланге. — Я буду с невестой ласков, какая бы она ни была.

— Прекрасно, снимите эту одежду, чтобы не пачкать, и пять дней, пока не поедем на встречу, не надевайте её. Кстати, как там Ланн, что говорят в нём?

— О, генерал, — воскликнул Габелькнат, — весь город только и говорит о вас, нас с господином Бруно каждый день приглашали на ужины, все хотят о вас слышать, и вашу племянницу, госпожу Агнес, тоже встречали на приёмах. Её там все очень уважают. Все разговоры лишь о том, что мы побили горцев, — молодой человек рассказывал это с нескрываемой гордостью, ведь он тоже имел к успеху отношение, он тоже был там, — все удивлены, вы в одно лето и побили мужиков, и принудили к миру упрямых горцев. Все о вас говорят, но почему-то в церквях за вас молебнов не устраивали.

Волков улыбался, слушая его, но улыбка его была ненастоящей, это чтобы не волновать их, и Бруно, и Бригитт, и Габелькната, и всех других. Он-то как раз знал, почему в его честь в церквях Ланна не было молебнов. Он знал, что не мир между ним и горцами нужен был архиепископу, архиепископу как раз нужна была война. Вот и не было молебнов, так как курфюрст Ланна и Фринланда был этому миру не рад. И казалось Волкову, и небезосновательно, что прошлой любезности меж ними уже не будет. Да, и теперь мир с сеньором, с герцогом Ребенрее, был ему ещё более необходим.

Выехал, едва рассвело, чтобы побыстрее прибыть в Мален. Ему было очень нужно повидаться с графиней. Брунхильда же ждала его у Кёршнеров, куда он и приехал утром. Ещё с порога сам Дитмар Кёршнер сначала сообщил, что графиня ещё почивает, а потом похвалился, что делегация к герцогу собрана, собралось ехать даже больше людей, чем кавалер думает, и сам Гайзенберг, бургомистр города, согласился возглавить делегацию.