Север и Юг. Великая сага. Книга 1 - Джон Джейкс

Пока пароход вез их в Чарльстон, Купер много рассказывал ей о себе. Юдифь отвечала тем же. Ее отец считал образование очень важным и всю жизнь копил деньги, чтобы его дочь смогла учиться. Последние два года она доучивалась в Женской академии мисс Дирфорд в массачусетском Конкорде, после чего получила приглашение остаться там в качестве учительницы музыки и литературы.

То есть Юдифь оказалась вовсе не из Бостона, хотя ездила в этот город так часто, как только могла, потому что принадлежала к Бостонской конгрегационалистской церкви. Она полностью разделяла умеренные аболиционистские взгляды пастора этой церкви, преподобного Уильяма Эллери Чаннинга.

– Унитарий, да? – усмехнулся Купер. – Нам всегда внушали, что почти у всех них есть рога.

– Взгляды некоторых из них действительно намного радикальнее, чем у остальных. Вот хотя бы доктор Эмерсон. Служил проповедником во Второй бостонской церкви, пока вдруг совесть не запретила ему принимать причастие. Что до меня, то я считаю его чересчур заумным, хотя, без сомнения, он человек выдающихся нравственных принципов. Кстати, он живет в Конкорде. Я вижу его по нескольку раз в неделю. Но разумеется, я бы никогда не осмелилась с ним заговорить.

Юдифь любила этот маленький городок, в котором фермеры-янки впервые обстреляли солдат короля Георга. Там родилось несколько знаменитых людей. Кроме Эмерсона, самым известным, пожалуй, был писатель Готорн. Еще Юдифь упомянула некоего Торо, тоже писателя и мыслителя, который жил отшельником недалеко от Конкорда и о котором Купер никогда не слышал.

Они говорили обо всем на свете: о бостонском рыбном супе и о трансцендентализме, о получивших большую популярность женских зонтиках от солнца (у Юдифи тоже был этот модный аксессуар, отделанный милой бахромой) и о поэтах Новой Англии – Лонгфелло, Уиттьере, певце аболиционистского движения, молодом Лоуэлле, только начинавшем завоевывать славу.

– Я знаком с сочинениями Лоуэлла, – сказал Купер. – Читал его вирши во время Мексиканской войны. Мало того что стишки скверные, так он еще пытался объяснить причины Калифорнийской кампании. – Купер процитировал: – «Кто хочет негров сделать черными рабами, стремится белыми рабами сделать вас».

Впервые во взгляде Юдифи появилось неодобрение.

– Вы хотите сказать, что не верите, будто присоединение новых рабовладельческих территорий действительно стало причиной войны?

– Это была только одна из причин, далеко не единственная. Не все так просто. Если мы не прекратим болтать о существовании какого-то простого и быстрого выхода из этой сложнейшей проблемы, страну ждет невеселое будущее. Даже при огромных усилиях с обеих сторон понадобятся долгие годы, прежде чем этот острый вопрос будет решен. Только постепенное освобождение рабов с обязательной выплатой ущерба их владельцам может дать свободу неграм без разрушения экономики Юга. Но ни одна из сторон об этом и слышать не хочет, считая такой путь слишком долгим, слишком медленным и слишком похожим на компромисс. Все хотят быстрых, четких и поэтому губительных ответов.

– А на какой вы стороне, я что-то никак не пойму?

– Боюсь, ко мне нельзя прикрепить уже привычный ярлык. Я против рабства, но никогда не соглашусь с тем, что с ним можно покончить насилием. Я уверен, что попытка сохранить эту систему путем создания независимого Юга просто смехотворна. Мы должны действовать сообща с янки. Серьезная ссора с ними слишком опасна для нас, ведь их не только гораздо больше, мы еще и зависим от их заводов, без их продукции нам не выжить. Если Юг решит отделиться, его ждет крах.

– Из того, что я читала, следует, что многие южные политики думают иначе.

– Они просто забыли уроки своей Библии, – с горькой улыбкой ответил Купер. – Ибо сказано: «Гордость сердца твоего обольстила тебя».

– Что ж, а я, скорее, не сторонник постепенности в проведении реформ, – сказала Юдифь после некоторого раздумья. – Рабство – это зло, и его необходимо искоренить, какие бы средства для этого ни понадобились. Преподобный Чаннинг пытается воззвать к христианским чувствам рабовладельцев, но пока не слишком получается.

– И не получится. В этом вопросе деньги говорят намного громче Бога.

– Но разве не везде так? И все же как можно твердить о свободе в этой стране, если половина населения остается в кандалах?

– Мой отец уверен, что рабство – полезное явление.

– Ничего не хочу сказать плохого о вашем отце… но деспоты всегда твердят о человеколюбии.

– Вижу, вы читали труды вашего преподобного Уэлда, – улыбнулся Купер.

– А также Гаррисона и Дугласа. И верю в то, что они говорят. Конечно, за освобождение придется заплатить, и не важно, насколько высокой будет цена.

– Не могу согласиться. Но, возможно, придет час, когда все-таки соглашусь. В последнее время я все больше и больше отхожу от общего мнения. Не исключено, что когда-нибудь я сбегу из Чарльстона. Однако, пока этого не случилось, мне бы хотелось показать вам свой дом.

– Что? Без компаньонки? – поддразнила она его; их взгляды встретились. – Я очень хочу увидеть ваш дом, Купер.

Ободренный ее серьезным взглядом, несколько минут спустя Купер поцеловал ее у двери каюты. Юдифь пылко ответила на поцелуй, тут же извинившись за нескромность, а потом шепотом попросила поцеловать ее еще раз.

* * *

К концу этого волшебного путешествия они были уже без памяти влюблены друг в друга и даже не пытались это скрыть. Когда пароход зашел в гавань Чарльстона, они как раз обсуждали, сколько времени понадобится Юдифи, чтобы оставить свою должность в Конкорде, и сможет ли она быть счастлива в Южной Каролине.

Портовый лоцман прибыл на борт перед самым закатом. Купер и Юдифь стояли на палубе, глядя на городские шпили, сверкавшие в последних лучах солнца. Купер никогда еще не встречал никого, кому доверял бы так же безгранично. Никого, с кем бы он мог говорить, не боясь, что его не поймут или осудят.

– Все мои предки работали на земле, а я почему-то влюбился в море. Может, потому, что земля неразрывно связана с рабством и всеми его горестями. – Он посмотрел на корму парохода, за которой простиралась безграничная гладь Атлантики. – А может, потому, что океан для меня – это путь освобождения от всего старого и отжившего. Это новые быстроходные корабли. Сужающийся мир. Будущее… – Он осекся, словно устыдившись своей откровенности. – Вам кажется это смешным?

– Восхитительным. – Юдифь покачала головой. – И к тому же реалистичным. Но устаревшие идеи умирают с трудом. Вот почему мы все испытываем такое смятение. Устаревшая идея умирает, но люди в этом штате не хотят признавать этого, как не хотят признавать саму неизбежность перемен. От этого и все сложности.

– Да, – вздохнул Купер, – но их сопротивление вполне понятно. Если они откажутся от негров, то потеряют не просто рабов. Они потеряют то, о чем на моей памяти никогда не упоминал ни один рабовладелец, но именно это и есть основа всей системы. – Купер смотрел на море, ветер с залива трепал его волосы. – Абсолютная власть – вот что это. Рабство дает одному человеку абсолютную власть над другим. Ни одно человеческое существо не должно обладать подобной властью. Ни король, ни президент… и, уж конечно, ни мой отец. Такая сила действует разрушительно. И я наконец увидел это со всей отчетливостью. Мой отец всегда хорошо обращался со своими людьми, но однажды он разгневался на одного из рабов и приказал высечь его котом. Вы знаете, что это такое?