От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон

Суть обвинения заключалась в следующем: иудаизм, как форма поклонения божеству, подпадал под защиту римских законов, и Павел нанес оскорбление узаконенной религии. Это был образчик типичной еврейской казуистики, а поддержку оказывала собравшаяся толпа «обиженных». Вся картина приводит на память шумную сцену, разыгравшуюся в присутствии Понтия Пилата.

Галлион, однако, не поддался на провокацию и проявил завидное спокойствие. Ах, как бы я хотел присутствовать при этом зрелище! Облаченный в белую тогу брат Сенеки восседал в кресле, с одной стороны от него тянулась обрамленная колоннами дорога на Лехеон, а с другой — возвышалась огромная масса Акрокоринфа. Солнце играло на бронзовых шлемах римских легионеров, рядом стояли ликторы с заготовленными орудиями наказания. А перед проконсулом на цветном мраморном полу скорчился Павел. Можно представить, как Галлион повелительно вскинул руку, и шум в стане иудеев постепенно смолк. Проконсул выслушал обвиняющую сторону, затем — даже не дав раскрыть рта апостолу — повернулся в сторону евреев и объявил: «Иудеи! Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушивать вас. Но когда идет спор об учениях и об именах и о законе вашем, то разбирайтесь сами. Я не хочу быть судьею в этом».

Ликторам был дан приказ очистить место судилища. Но поскольку вердикт проконсула напрямую касался собравшихся язычников, они разошлись не скоро. Они схватили Сосфена, начальника синагоги, и долго били его перед зданием судилища. Прокуратор же не обратил на это ни малейшего внимания: «Галлион ни мало не беспокоился о том».

Этот вошедший в историю приговор многократно обсуждали христианские писатели. Ему давали множество толкований, часто несправедливых. Недопустимо, на мой взгляд, что имя Галлиона стало синонимом безразличия к серьезным вопросам. Этот человек являл собой образец образованного и воспитанного римлянина, подлинного аристократа. Он потратил время, выслушал глупое, сфабрикованное обвинение и вынес решение. Толпа согласилась с ним. Если они решили навешать колотушек мстительному раввину, вызвавшемуся представлять мнение злобной и нечестной толпы, — что ж, это их дело! Злодей получил по заслугам.

«Галлиону до этого не было дела».

Павел остался еще на какое-то время в Коринфе, заканчивая свои труды. Минуло полтора года с тех пор, как он впервые пришел в этот город. За это время в Коринфе выросла большая, процветающая церковь. Настало время уходить. Выждав несколько дней, апостол нашел корабль, отправлявшийся к сирийским берегам, в Эфес, и вместе со своими возлюбленными помощниками Акилой и Прискиллой взошел на палубу.

Так Павел на время распрощался с Коринфом.

6

Первое послание к Коринфянам было написано примерно через три года после того, как Павел покинул этот город. Второе письмо появилось еще через год, в то время апостол путешествовал по Македонии, готовясь нанести последний визит в Коринф.

Если читать эти послания внимательно, можно почерпнуть важные подробности из жизни первых христианских общин. Один только список имен коринфских новообращенных говорит о многом. Он, скорее, напоминает список жителей какого-нибудь итальянского или греческого города. И это вполне понятно: ведь Павел проповедовал в основном среди язычников, большую часть которых составляли римские колонисты и греческие торговцы. Мы находим такие имена, как Тит Иуст, Гай, Крисп, Кварт, Фортунат, Терций (который, кстати, оказался превосходным писцом — именно он под диктовку апостола написал Послание к Римлянам). К ним следует добавить троих евреев — Лукия, Ясона и Сосипатра, а также некоего влиятельного горожанина по имени Эраст, который, очевидно, являлся казнохранителем Коринфа. Вообще же, в массе своей христиане были выходцами из рабочего люда — «не слишком могущественные, не слишком благородные». Целый день они трудились в поте лица, а вечерней порой спешили в дом Иуста, дабы вкусить от вечери Господней.

Нам известно, что дом этот располагался неподалеку от синагоги, а поскольку синагоги обычно строились вблизи проточной воды, то резонно предположить, что жилище Иуста стояло где-то на склоне Акрокоринфа. Однако я исследовал расположение местности и пришел к другому мнению. Скорее всего, указанный дом находился не в центре города, а на рабочей окраине — в так называемом «районе горшечников», который американские археологи раскопали на краю плато. Сегодня здесь можно видеть целый лабиринт фундаментов — все, что сохранилось от некогда густо населенного ремесленного района Коринфа. Окаменевшие кучи серой глины обозначают те места, где раньше стояли печи для обжига. Кроме того, здесь присутствуют огромные мусорные кучи, из которых археологи извлекают сотни тысяч пробных образцов, в свое время выброшенных за негодностью, а также формы для изготовления статуэток и других гончарных изделий. А почему бы не предположить, что Тит Иуст принадлежал к знаменитому семейству Титов — коринфских гончаров, чьи изделия, по словам Страбона, ценились во всем Средиземноморье?

Такое предположение дало бы разумное объяснение богатству и достаточно высокому положению, которое христианин занимал в городе. А заодно подтвердило бы мою теорию о том, что его дом располагался на рабочей окраине, в «районе горшечников», где, кстати, вполне могла бы оказаться и синагога.

Совсем нетрудно, стоя на камнях, которых касалась нога святого Павла, представить себе Коринф воскресным вечером полторы тысячи лет назад. Мужчины и женщины поспешно шли по улицам, со всех сторон облепленным тавернами. В этих кабаках кипело веселье: моряки из Тира, Александрии и Карфагена с увлечением били физиономии своим коллегам из Остии, Сиракуз и Кадиса. Но такого рода развлечения не привлекали коринфян, о которых мы рассказываем. Они поспешно пересекали улицы и залитые лунным светом площади, на которых каменные лики богов и правящего императора освещались светом горящих жаровен. Вот, оставляя в стороне священные рощи Афродиты Азиатской, они сворачивают в один из темных переулков «горшечного квартала» и спешат к дому Иуста. Павел со своими неизменными спутниками — Силой и Тимофеем — тоже там. Он приветствовал собравшихся и представил им новых членов христианской общины — Акилу и Прискиллу. После чего начал читать проповедь, сопровождавшуюся пением религиозного гимна. Каждая такая встреча завершалась вкушением вечери Господней, и в этом ритуале все были равны — бедные и богатые сидели рядом. Но из единой ссылки на святость этого ритуала, которая встречается в Первом послании к Коринфянам, мы можем сделать вывод, что далеко не всегда в первых христианских общинах он носил форму священной трапезы.

Жители Коринфа, проходя ночью мимо дома Иуста и слыша голоса, наверняка пользовались случаем, чтобы заглянуть в незанавешенное окно. И что же они видели? В слабом свете лампы стоял человек, который рассказывал историю о Ком-то, Кто призывал: «Сие творите в Мое воспоминание»[45]. И мог ли этот случайный свидетель предвидеть, что подобные безобидные сборища, множась во всех городах мира, в конце концов станут причиной разрушения храмов мраморным и бронзовым богам?

К сожалению, далеко не все коринфские питомцы Павла оказались подобными тем первым христианам, которые описаны в «Знаке креста». Это были обычные мужчины и женщины, вынужденные любыми способами выживать в языческом обществе. Некоторым из них приходилось орудовать на больших дорогах и на окольных тропах и затем искупать свои грехи. «Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас», — писал Павел членам своей церкви. Едва личный пример апостола перестал поддерживать их, в сообщество христиан прокрались зависть, безнравственность и прочие пороки. Как раз Первое послание к Коринфянам и направлено на борьбу с этими пороками.