Троя. Падение царей - Дэвид Геммел

Он увидел надежду в серых глазах Андромахи и быстро ее погасил.

— Мы когда-то заключили соглашение, ты и я, говорить друг другу только правду.

Она кивнула, вспомнив бухту Голубых Сов, где они впервые встретились.

— Агамемнон не вернется домой со своими армиями и флотами. Троя падет, Андромаха. Дождь тебя не спасет. По правде сказать, дождь означает всего лишь, что все в городе будут убиты раньше, чем умрут от жажды.

У нее перехватило дыхание от этих грубых слов.

— Трою нельзя спасти.

Одиссей посмотрел на слушающих его воинов и снова взглянул в глаза Андромахи.

— Но если ты хочешь спасти своего сына, — сказал он, — посмотри на север.

Он отвернулся и оставил ее стоять, убитую горем, под дождем.

Агамемнон был взбешен. Он шагал по дороге ко дворцу, окруженный микенскими воинами и последними двумя бойцами отборного отряда. «Неужели никто не может выполнить простейший план?» — думал он. Жрецу полагалось незаметно смазать клинок ядом, пока все наблюдали за битвой, потом бросить фиал в горящие угли. Вместо этого он из жадности оставил фиал себе, и жадность его погубила. А что касается докучливого Одиссея, с ним давно уже следовало бы разобраться. Теперь его полезность не окупала его въедливости.

Агамемнон стремительно вошел в мегарон, где уже собрались цари, весело осушая кубки с вином. Когда они увидели Агамемнона, веселье их угасло. Он знал, что цари считают его труднопредсказуемым человеком, и это радовало его.

Агамемнон осмотрелся, вздохнул и покачал головой.

— Наш великий Ахилл мертв, — печально сказал он. — Величайший из наших воинов пал жертвой предательства.

Кайгонес из Ликии посмотрел на него, прищурясь.

— Да, такая трагедия для всех нас, — сухо заметил он.

— Я слышал, мирмидонцы говорят, что теперь они уплывут отсюда и заберут тело Ахилла домой, — заплетающимся языком проговорил Менелай.

Он большую часть дня поглощал неразбавленное вино.

— Нам не нужны мирмидонцы. Тем больше добычи достанется остальным, — с удовольствием сказал Идоменей.

Двери открылись, и вошел Одиссей в сопровождении старого Нестора. Царь Итаки с красным от гнева лицом подступил к Агамемнону.

— Убеди меня, царь, что ты не приказывал проклятому жрецу отравить меч Гектора! — взревел он.

Агамемнон спокойно ответил:

— Это безумие, Одиссей. Зачем я стал бы отравлять нашего лучшего воина?

— Затем, клянусь великим Зевсом, что для тебя никогда не было достаточно одной смерти. Ты хотел, чтобы они погибли оба! А если бы клинок Ахилла был отравлен, а Ахилл выжил бы и узнал об этом, он сам бы тебя убил, как собираюсь убить я за твои сегодняшние грязные делишки!

Агамемнон отскочил и вытащил меч, а его бойцы встали рядом с ним с мечами наготове. Царь битв был полностью готов к бою. Он давно уже надеялся увидеть, как надоедливый Одиссей лежит на полу, истекая кровью.

Вокруг них остальные цари положили руки на рукояти мечей, но Агамемнон потрясенно понял, что по крайней мере двое из них, старый Нестор и Менестеос из Афин, сердито смотрят на него.

С глубоким вздохом он примиряюще сказал:

— Твое горе ввело тебя в заблуждение, Одиссей. Сегодняшний день — трагедия для всех нас. Наш величайший воин Ахилл идет по Темной дороге. Такого, как он, мы никогда уже больше не увидим.

Ему снова вспомнились слова умирающего жреца в Пещере Крыльев, и он добавил:

— Век Героев проходит.

— Клянусь всеми ублюдочными богами, меня от всего этого тошнит, — сказал ему Одиссей. — Я забираю своих воинов и нынче же вечером возвращаюсь в бухту. На рассвете мы отплываем на Итаку.

Агамемнон почувствовал прилив облегчения и радости. «Толстый дурак наконец-то уходит, — подумал он. — Боги, должно быть, и вправду любят Микены».

Вслух же он холодно сказал:

— Итак, твоя клятва верности мне ничего не стоит, итакиец.

— Это не клятва моя ничего не стоит, а тот, кому она была дана, — пренебрежительно ответил Одиссей.

Нестор шагнул вперед прежде, чем Агамемнон успел ответить.

— Мое войско тоже покидает Трою. Я старый человек и не желаю больше видеть убийств и смертей, — сказал он. — Я отправлюсь в Пилос на рассвете.

Агамемнон повернулся к нему.

— Твое предательство не будет забыто, старик, — выплюнул он. — Ты оставался царем только с моего попустительства.

Когда войска Микен с триумфом вернутся домой, приготовься защищать свои льняные поля и песчаные берега.

Нестор покраснел и сердито ответил:

— Не пытайся угрожать мне, Агамемнон! Мои сыновья мертвы по вине ужасного Геликаона, но у меня много сильных внуков. Если твои войска придвинутся к моим границам, мои внуки будут ждать тебя там с острыми мечами. Если ты вообще вернешься в Львиный зал, — добавил он. — «На дереве мириад листьев, и есть мириад способов умереть», — процитировал он.

— Ты набожный старый дурак, — огрызнулся Идоменей. — Даже боги устали от твоих напыщенных советов и твоих скучных историй о том, каким воином ты был в молодости. Без тебя нам будет лучше!

В воздухе пахло насилием. Одиссей посмотрел на своего старого друга Мерионеса. Тот был единственным человеком в мегароне, не вытащившим меча. Царь Итаки догадывался, что друг разделяет его чувства, но верность Мерионеса Идоменею стала легендарной.

Потом Агамемнон вложил клинок в ножны и сел в резное кресло. Он отхлебнул воды и искусно сменил тему разговора.

— Троянцы нынче ночью будут праздновать, — заметил он, как будто и не было сердитой перепалки. — Теперь у них хватит воды, чтобы продержаться до осени. Мы не можем ждать, пока они умрут от жажды. Поэтому пришла пора привести в действие план Одиссея и взять город.

Он показал на Уродливого Царя.

— Оставайся с нами, итакиец, и к завтрашней ночи наши воины будут уже за стенами Трои. Наверняка ты останешься до этого мгновения. Не уходи сейчас, накануне триумфа.

Его слова были едкими, но напряжение в зале уменьшилось, люди вложили мечи в ножны и снова подняли кубки с вином.

— Мы отплываем на рассвете, — устало сказал Одиссей.

— Скатертью дорога. Тем больше добычи достанется остальным, — повторил Идоменей.

Одиссей повернулся к нему.

— Это напомнило мне кое о чем, Острозубый. Ты все еще должен мне нагрудный доспех, выигранный в кулачном бою воином Баноклом. Я заберу доспех у тебя, прежде чем уйду.

Идоменей нахмурился.

Улыбаясь, Одиссей покинул собрание царей.