Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830-1918) - Юрий Победоносцев

«И главное — свергать надо буржуазные правительства и начинать с России, ибо иначе получить мира нельзя» (Письмо В. И. Ленина Ганецкому).

Долгожданный мир

По мере приближения к моменту, когда большевики могли бы захватить власть в свои руки, лозунг «мира» стал одним из основных тезисов в выступлениях и статьях Ленина, поскольку он прекрасно понимал, что только таким образом можно было обезопасить грядущую революцию от подавления ее армией: «Ибо не пойдут войска против правительства мира» (В. И. Ленин «Кризис назрел»).

Хотя для достижения основной цели Ленина — победы мировой революции, требовалось вовсе не установление мира, а продолжение мировой бойни, а главное, ее перерастание в гражданскую войну, причем не только в России, но и в Германии, и во Франции.

«Мы будем говорить правду: что демократический мир невозможен, если революционный пролетариат Англии, Франции, Германии, России не свергнет буржуазные правительства» (В. И. Ленин. «Поворот в мировой политике»).

Поэтому одновременно с призывами к миру Ульянов по-прежнему продолжал настаивать на принципах установления мира без аннексии в им придуманной, абсурдной и никем не признанной трактовке.

И все бы было ничего, но вот беда, русские солдаты от постоянных большевистских призывов к братанию, взяли и начали брататься всерьез, а какая же могла быть война с немцами, если они вдруг стали нашими братьями? С братьями воевать негоже, а значит, и делать русскому мужику на фронте было больше нечего. Вот и начали солдаты расходиться по домам, спеша принять участие в разделе обещанной им земли. В результате остатки вконец деморализованной русской армии таяли не по дням, а по часам. А вот германские войска как стояли, так и продолжали стоять, и всякие там братания на них действовали крайне слабо. Вот тут-то, осознав печальный итог своих деяний, направленных на разложение армии, Владимир Ильич вдруг спохватился:

«Солдаты просто бегут. Об этом говорят доклады с фронта. Ждать нельзя, не рискуя помочь сговору Родзянки с Вильгельмом (такого сговора в природе не существовало, а слухи о нем были лишь плодом больной фантазии Ленина. — Авт.) и полной разрухой при повальном бегстве солдат, если они (уже близкие к отчаянию) дойдут до полного отчаяния (а кто же тогда будет воевать за идеалы революции? — Авт.) и бросят все на произвол судьбы» (В. И. Ленин. «Письмо к товарищам»).

В начале войны Ленин писал, что даже если немцы возьмут Питер, то это никак не изменит характер войны. Теперь же до него наконец-то дошло, что падение Петрограда грозит настоящей катастрофой. Выход мог быть лишь один — скорейший захват власти большевиками. И при этом свобода волеизъявления великороссов мало его волновала, поскольку ее результаты были заранее очевидны и могли принести большевикам лишь окончательное поражение:

«Ждать до Учредительного Собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно» (В. И. Ленин. «Доклад на заседании ЦК 23 октября 1917 г.»).

Да что там Учредительное Собрание, Ульянов был не уверен даже в результатах голосования на Съезде Советов, где большинство голосов было у его сторонников:

«Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решить такие вопросы (однако только одному Ленину было известно это тайное желание народа. — Авт.) не голосованием, а силой» (В. И. Ленин. «Письмо к членам ЦК»).

Тем не менее без призывов к миру большевикам к власти было не прийти и на ее вершине не удержаться, но мир-то Ленину был нужен только после захвата власти его партией:

«Надо скорей кончать эту преступную войну, и не сепаратным (отдельным) миром с Германией, а всеобщим миром, и не миром капиталистов, а миром трудящихся масс против капиталистов. Путь к этому один: переход всей государственной власти целиком в руки Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов и в России и в других странах» (В. И. Ленин. «Письмо к делегатам Съезда Крестьянских Депутатов).

Наконец в ночь с 24 на 25 октября большевики арестовали Временное правительство и захватили власть в Петрограде. После чего на Съезде Советов были приняты первые декреты новой власти. И прежде всего, Декрет о мире. Теперь Ленин выступил уже в роли главы правительства России. Однако, несмотря на это, он продолжал талдычить о совершенно абсурдных условиях прекращения войны, которые должны были перекроить границы практически всех государств мира.

По мысли Ленина, для начала процедуры самоопределения было достаточно, чтобы некто просто заявил о таковом желании в печати, или же за независимость высказалась какая-либо из партий. После чего следовало вывести все войска из той области, о желании к самоопределению которой было заявлено в печати, и провести демократическую процедуру всенародного голосования, которая должна была окончательно определить ее судьбу:

«Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию — все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета — не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т. е. захватом и насилием» («Декрет о мире», принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.)

Впрочем, на этом дипломатические фантазии вождя революции внезапно прервались, и в нем вдруг проснулось подобие здравого смысла:

«Вместе с тем Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира» («Декрет о мире», принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.).

Бывшие союзники России по Антанте, естественно, от ленинских мирных предложений открестились. Так что ни к какому всеобщему миру призывы Ленина не привели, да и привести не могли. Однако если ранее Ильич категорически отвергал даже саму возможность заключения сепаратного мира: «Сепаратного мира для нас не может быть, и по резолюции нашей партии нет и тени сомнения, что мы его отвергаем… Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры не вступим» (В. И. Ленин. «Речь о войне»), то тут, начисто забыв о собственных принципах, советское правительство подписывает с немцами перемирие, а 22 декабря начало вести с Германией и ее союзниками сепаратные переговоры.

И тут уж кайзер, будто кошка с мышкой, затеял игру с большевистскими дилетантами в области дипломатии. Для начала Берлин заявил о присоединении к основным положениям советской декларации о мире без аннексий и контрибуций, при условии принятия этих предложений правительствами стран Антанты. После чего Петроград обратился к своим бывшим союзникам с предложением принять участие в мирных переговорах. И, разумеется, не получил от них никакого ответа.