Венчание со страхом - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Дождь лил целый день. С кладбища возвращались под зонтами, шлепая по лужам. Разговаривали уже в основном о делах земных, мало относящихся к усопшей. Гориславская, поддерживаемая под руку дряхлым академиком, явившимся отдать последний долг коллеге, громко возмущалась: «Теперь нас стали убивать! Не дождутся, когда же старая гвардия наконец покинет поле боя. Им мало, что они обобрали нас, превратили в нищих. Им нужна наша жизнь. Только так можно истребить те идеи, которые мы исповедуем!» А в это же самое время незнакомый Кате старичок на протезе шепотом рассказывал своему столь же пожилому собеседнику анекдот: "Встречаются, значит, два пенсионера. Один другого спрашивает: «Вась, при ком жить было лучше — при Хрущеве или Брежневе?» Вася думал, думал, а потом: «При Хрущеве». — «Почему?» — «Тогда бабы были моложе».
Катя поймала себя на том, что едва не улыбнулась подслушанному анекдоту, и тут же воровато огляделась по сторонам: не заметил ли кто этого ее кощунства? «Патология твоего поведения прогрессирует, — отметила она. — Ты дурно воспитана».
Павлов с кладбища поехал прямо домой. «Не могу я на поминках сидеть, — шепнул он Мещерскому. — Иначе я кого-нибудь убью. Я с мальчишкой своим побуду. Хотите, чуть позже приезжайте ко мне». Но они не поехали. К чему мучить человека?
Вечер скоротали у Кати. Ужинали, как ни странно, с отменным аппетитом. Мещерский даже выпил сто граммов, что было ему крайне несвойственно. Катя погладила его по голове, тоже как маленького, тем же жестом, что и Гориславская Павлова.
— Ничего, Сереженька, перемелется — мука будет, — сказала она. — Я, когда следователем работала и на дорожные происшествия выезжала, тоже все это видеть не могла. А потом…
— Привыкла?
— Нет, просто научилась все быстро забывать. Мещерский смотрел на яркую настольную лампу.
— Этот твой Никита ничего, приятный малый, — молвил он чуть погодя. — Ходит, как матрос, враскачку, силу свою пробует. И ямочка у него на подбородке должна женщинам нравиться. Только он простодушный, Катюша.
— Как это — простодушный? — удивилась она.
— Хочет верить каждому, это по глазам его видно.
Злится на себя из-за этого, но все равно хочет. Не разучился еще хотеть.
Кравченко на это только хмыкнул.
— Это были шаги убийцы — я ему так и сказал. — Мещерский изрек это так, словно не сомневался, что они следят за его мыслями, а не за предыдущей темой беседы. — Если бы я только вышел в этот миг в коридор!
— Ну почему ты так в этом уверен? — спросил Кравченко.
— Потому что он бежал, Вадя. Летел сломя голову. Он хотел скрыться по какой-то причине.
— Но почему ты уверен, что он бежал уже после убийства, может, он несся рысью ее убивать?
— То есть как почему? Сережка же слышал: что-то грохнулось на пол, — Катя вся так и светилась от осенившей ее догадки. — А это упала Балашова! Он убил ее и попытался скрыться.
— Балашову убили в зале. А Сережка сидел в другом конце здания. И ты, Катька, лучше помолчи со своими озарениями. Шлепнулось ведь за стеной, то есть в соседнем кабинете.
— Или через кабинет, если окно было там открыто. Или через два… Нет, через два я бы не услышал. — Мещерский устало откинул голову на спинку кресла. — Ясно же только одно: он был в здании, ребята. Я его наверняка видел, когда шел к себе, ну там, в коридоре, где мне попалось столько незнакомых.
— Почему он ее укокошил именно там, в музее? — Кравченко хмурился. — Зачем так глупо рисковать? Ну уж если его так тянет к старикам, сел бы снова в засаду на дальней станции, как в прежних случаях, подкараулил бы в безлюдном месте бабульку — и забавляйся сколько душе угодно.
— Это у него был импульс, мгновенная, неконтролируемая вспышка. Ну как затмение — накатило, и все, — снова влезла Катя. — Психи, они все так непредсказуемы.
Мещерский обернулся к ней.
— Меня про Витьку там спрашивали, — сказал он тихо. — Особенно следователь прокуратуры допытывался: давно ли дружите, правда ли, что он служил в Афганистане. Про других-то я вообще ничего не могу сказать. Так меня все про него пытали.
— Ну так и должно быть. У ментов такой стереотип мышления: раз афганец, значит, того, сдвинутый, — Кравченко постучал пальцем по лбу. — Синдром войны. Да ты не переживай, князь. Тебя про него, а его про тебя долбали. Они ж синхронно по всем фигурантам работают в таких случаях. А ведь ты теперь тоже, Серега, подозреваемый по делу века. Поздравляю.
— Мерси, — Мещерский поморщился. — В нашем роду за триста лет никто еще не привлекался к следствию и суду.
— Надо же кому-то первым быть. Ну ладно, молчу, — Кравченко хлопнул его по руке. — Итак, братцы, главная версия следствия по делу — геронтофилия, так?
— Да, — Катя пригорюнилась. — Я вчера кое с кем в розыске переговорила. Они, правда, как всегда, в запарке там. Кемеровскую бандгруппировку взяли, за ней пятьдесят трупов по всей стране. А Колосову шеф выволочку устроил: выговор объявил, а также «личное усиление». К кемеровцам его и близко не подпустили. «Будешь, — говорит, — работать день и ночь по геронтофилу, пока не раскроешь. Замкнул дело на себя, значит, действуй».
— И помощи не проси, — хмыкнул Кравченко. — Да знаю я эту систему. У нас в конторе тоже так было, а чуть что — неполное служебное.
— Этот геронтофил, он какой-то бестелесный, — продолжала Катя. — Точно призрак. Ни отпечатков пальцев его нет, ни выделений, — она кашлянула, — ни следов.
— Но в двух случаях следы были.
— Непригодные для идентификации. Смазанные.
— Обезьяньи, — Кравченко снова ухмыльнулся. — А пинкертон твой действительно простодушный, оказывается.
— Такой же, как и ты.
— Не такой, — он поймал ее за руку, потянул к себе.
— Пусти меня!
— Не такой, а… хуже. Ну, скажи: Вадечка лучше.
— Отстань, мы о серьезных вещах говорим!
— Разве можно в двух различных ситуациях одинаково поскользнуться в грязи? — Мещерский удивленно поднял брови.
— Можно. Я вон зимой по сорок раз в день скольжу, — заверила его Катя. — Просто у меня слабые ноги. И плохая координация движений.
— Координация движений? Интересно. Я подумал: Ну ладно, неважно. А зачем ему рубила? — Мещерский поглаживал ладонью подлокотник кресла. — Почему именно рубило он брал с базы в качестве орудия? Он мог бы взять любой предмет, достаточно тяжелый: свинцовую болванку, лом, дубинку, нож, наконец.
— Он не режет свои жертвы, а убивает тем же способом, которым убивали неандертальцы, — выпалила Катя.
— Это всего лишь совпадение. Такого быть не может.
— И ничего не совпадение. Колосова это просто сразило сначала. Вот только он до сих пор причины не поймет.
— И мы ничего не поймем в этой ерунде, — Кравченко поднялся. — Тут даже мозги себе засорять не стоит. Если он геронтофил, у него своя причудливая логика поступков. А может, и логики никакой нет.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!