Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало

– Чем ты занимался целый день, мне интересно? – продолжал злить его Мак. – Ты весь день проводишь в доме, не ходишь на службу, не работаешь, как Вилда.

– Мак, ты заткнешься или нет? – пробурчал Гроул, отмывая мойку. Сил орать и ругаться у него не было.

– Ты не перегружен, мне кажется, – не унимался напарник. – Что такого дом в чистоте содержать и еду готовить?

– Я ещё с ребёнком сижу, ты забыл? С двумя!

– Пфе, – снисходительно фыркнул Маккензи. – С ребёнком сидеть – не землекопом работать. Я вот с ними полчаса сейчас провел и ничего такого, из-за чего можно устать, не заметил. А до этого землю рыл, ловушки ставил. На лапах мозоли – во!

Гроул с грохотом ставил в шкаф чистую посуду, не удостаивая напарника ответом. Что говорить? Что тому, кто не находится с детьми круглосуточно, просто не понять крайней степени сопутствующей этому задолбанности? Что погулять с малышами полчаса или час или постоянно отвечать за их жизнь, самочувствие и здоровье – это разные вещи? Что он бы лучше весь сад перерыл вдоль и поперек? Что он за ночь вставал пятнадцать раз, потому что Хвостик плакал? Оказалось, что на прорезывание зубов он реагирует температурой и расстройством кишечника. И он вышел с ним во двор, чтобы не разбудить Вилду и Морну, и качал его всю ночь, не принося к Вилли, потому что аппетита у Ринора не наблюдалось, а поутру побежал в аптеку за средством для облегчения прорезывания. Затем, пока намучавшийся Ринор спал, Гейб приготовил завтрак, а когда начал готовить обед, пока Вилли забрала детей на немножко поиграть, буквально на минутку прилёг, потому что его шатало, и проспал больше двух часов. Пока Вилда его не разбудила варварским способом. Что на нее нашло?

– А почему Вилда плачет? – прислушался Мак. – Ты её обидел?

Спина у оборотня напряглась.

– Скорее, она меня, – буркнул он. – Скажи мне, как мать не может понимать, почему я тоже иногда устаю?

– Ты правда устаешь? – почти серьезно поинтересовался Мак.

– Нет, я шучу! – вызверился Гейб, возвращаясь к раковине. – Не беси меня, Мак! Я не могу нормально поспать, помыться и в туалет сходить! Это как круглосуточная работа без выходных и свободных вечеров! Хотя нет, хуже! Это как круглосуточная полоса препятствий для подготовки групп захвата! Я, тролль побери, как в бесконечной массовой перестрелке участвую, потому что все время должен быть начеку, ведь дети постоянно пытаются либо что-то натворить, либо обо что-то пораниться! Только там можно выйти под пули и сдохнуть, а тут нельзя, потому что от тебя зависит еще одна жизнь! А еще уборка и готовка! И она ещё придирается…

– Великий Вожак, надеюсь, моя жена будет не из этих модных… как их… феминисток, как Вилда, и будет ухаживать за детьми и домом сама, – с ужасом отступил Мак. – Со стороны это выглядит очень просто, но ты ведь не притворяешься?

Гроул покачал головой.

– Тогда лучше я буду приносить зарплату в дом и лежать на диване с газетой, пока моя волчица будет суетиться по дому, – заключил Мак.

– Я тоже хочу отдавать кому-то зарплату и ни о чем не беспокоиться, – огрызнулся Гроул. – Но, как видишь, Великий Вожак иногда шутит с нами. Ищи жену такую, чтобы ей не пришло в голову, что именно она может отдавать тебе зарплату и лежать на диване.

Мак вздрогнул.

– Вожак не допустит, – сказал он убежденно. – Я ведь мужик, а мужику по природе положено домом не заниматься. А у женщин по природе есть эти… инстинкты ухода за детьми и наведения чистоты. И мытья посуды. И горшков. По природе.

– Продолжай, продолжай, – кивнул Гейб, намывая кастрюлю. – Очень интересно, очень. Посмотреть на себя самого три месяца назад.

Вилда не вышла к ужину, Мак принес ей еду для Морны и занес Ринора, чтобы покормить. Гроул наскоро поел в компании Мака, пребывая в самом дурном настроении, которое мог припомнить за всю жизнь. Волчонок крутился у него под ногами, поскуливая, как будто что-то чувствовал.

Взяв щенка под мышку, Гроул поднялся на второй этаж. Малыш вертелся и лизался, чувствуя настроение своего вожака и стараясь утешить. Из-под двери Вилды виднелась тонкая полоска света, но было тихо. Гейб положил сытого мелкого в корзинку в спальне, притушил свет, сам же налил ванну, прикрыл дверь, оставив небольшую щель, чтобы слышать, что происходит в спальне, и улёгся, откинув голову на полотенце. В ванной был включен только небольшой светильник, и оборотень наслаждался темнотой и покоем. А ещё лелеял обиды.

«Сначала тебе пришлось брать на себя детей и дом. Теперь тобой помыкает женщина, которая даже не твоя жена, и пока ты драишь полы и готовишь каши, она отдыхает у себя в кабинете. Ты для нее не мужик уже, а так, поломойка».

Тут совесть подсказала, что он немного преувеличивает. Или много. Вилда ночью кормит, а значит, не высыпается так же, как он, целый день просиживает за рабочим столом: то и дело в ее окна залетают и вылетают стаи «ласточек» – она получает документы и отправляет их. Бумагами забиты два шкафа уже. А еще она иногда вечерами наводит порядок, хотя едва держится на ногах, и периодически готовит завтрак, когда не сильно загружена. И с Морной она все-таки проводит много времени, хотя Гейб старается Морну на прогулки брать с собой.

Ну и вряд ли мужественность можно потерять, взяв в руки швабру или подгузник. Она или есть, или нет.

Гроул заглушил этот противный голос справедливости и продолжил: «Она не ценит того, что я делаю, не замечает, что всё я делаю для неё…»

Уже довольно долго он краем уха слышал скулёж и царапанье, но был слишком занят собой, чтобы обращать на это внимание. Потом за дверью послышались бормотание и плач, а ещё шлепки и удары маленькой ладошкой, как будто кто-то пытался открыть дверь. Но она открывалась наружу, и волчонок был слишком мал, чтобы отжать ее носом и зайти.

Гроул со вздохом вылез и пошлёпал открывать, оставляя на полу лужи и клоки пены.

– Что ты не спишь, я же тебя выкупал и уложил, – взял он на руки крупного мальчишку. Вилда говорила, что ростом и крепостью Ринор уже догоняет восьмимесячного человеческого ребенка. Мелкий мало напоминал того худого и синекожего от крика младенца, что стал его личным проклятием. Лицо малыша просияло, он ткнулся в нос Гроула губами, обхватил его сильно-сильно, и Гейб выдохнул, чувствуя, как душа размягчается. – Посиди, дружок, пока я