Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало

смою мыло и вытрусь, и мы пойдем спать, ладно? – И он бросил полотенце на пол и усадил туда ребенка.

Два оборотня, большой и крошечный, улеглись на кровати, обнявшись. Малыш гладил своего кумира по лицу, что-то бормотал, чмокал маленькими губками в нос и щёки. Гроул сначала морщился, потому что было горячо и неудобно. Но потом молочный запах маленького, доверчиво прижавшегося ребёнка, тревожный стук его сердечка вдруг родили осознание того непреложного факта, что у этого дитя нет никого, кроме него, Гейба, что от него зависит здоровье и сама жизнь малыша, и это нельзя изменить или отменить, что ему придётся строить свою дальнейшую жизнь вдвоём с этим волчонком. Сознавать это было одновременно тяжело, как любую зависимость, но оно давало и облегчение.

Гроул вдруг понял, что больше не воспринимает его как бывшего бандита Кирберта Гарэйла. Может, наконец-то наступил эффект привязки. Но, скорее, забота и бессонные ночи показали ему, что это всего лишь малыш, который нуждается в тепле и поддержке. И если Великий Вожак дал ему в поддержку Гроула, значит, он исполнит его волю.

Плевать, что было тяжело, что каша до сих пор подгорала, а лучшим блюдом получалась яичница, близкий контакт с ребенком оказался не страшным и почти не болезненным. Почти, потому что Гроул теперь еще отчетливее понимал, чего сам был лишен в детстве. Но зато он мог показать Ринору то, каким хорошим детство может быть, когда есть кто-то, кто о тебе действительно заботится.

– Ладно, мелкий. Вдвоём так вдвоём.

* * *

Не только Гроул не спал этим вечером. Вилда, как ни была вымотана, не могла заснуть и не ворочалась только потому, что рядом спала дочка. Они обе были в обороте и грели друг друга мохнатыми боками, но даже оборот не успокоил ее сознание. И совесть.

Потому что она действительно поступила некрасиво. Безжалостно, прямо сказать. Как бы там ни было, если отвлечься от изначального неприятия Гейбртерихом детей и его неуклюжести в плане ухода за ними, он и правда старался и обучался. И даже когда она ворчала на него, выхватывал разумные крохи из ее насмешек или обидных слов и в следующий раз пытался сделать лучше и правильнее. И почти не огрызался, хотя она вела себя как стерва.

«Он прав, я просто ему мщу за обиду», – думала она невесело.

И ей ли не знать, как может сморить сном после месяцев трудных ночей? Более того, недавно Гейб целый день занимался Морной, потому что Вилда задремала над отчетом и ей спешно пришлось доделывать работу вечером.

Хотя она знала, почему так разъярилась. Она просто вылила на Гроула свою ярость, обиду и отчаяние. Все из-за отца. Он не отступится, пока не заставит ее вернуться. И не извинится. Отец извиняться не умел.

Неужели она такая же? Оборотни всегда впитывают черты своих родителей, всегда. Упрямство от отца в ней было, и непримиримость тоже. И борьба со своими слабостями. Но ведь умение просить прощения – это не слабость. Это, наоборот, сила.

Хорошо, она была неправа. Значит, она попросит прощения. Это совсем просто. И нужно попытаться выстроить с Гроулом нормальные отношения, ведь неизвестно, сколько им здесь жить вдвоем. Нормальные, но без любого намека на сближение.

И знаки внимания вроде цветов или кофе в кабинет надо пресекать. Это же прощупывание почвы, которое может при ее попустительстве перейти в откровенное ухаживание. Пусть он старается, но предавший раз предаст снова, как ни крути. Кто знает, в какой момент он снова решит отказаться от нее?

В дверь легонько постучали, и она тихо рыкнула – заходи, мол. Неслышно вошел Гроул, удерживая на руках сонного подхныкивающего Ринора, и Вилда чуть сильнее повернулась, выставляя живот с сосками. Морна тут же завозилась, скорее по привычке и из чувства соперничества тоже прихватила один, рядом пристроился волчонок.

Гейб сел у кровати спиной к стене, откинул голову, глядя на Вилду. Взгляд был тяжелый, и у нее не хватило духу обернуться и извиниться.

Она фыркнула и закрыла глаза. И не открывала их до тех пор, пока Гейб не забрал задремавшего младенца к себе.

Видимо, она больше дочь своего отца, чем думает. Или нет, ведь отец никогда не был малодушным трусом.

Глава 11

Хорошие гости на пороге не задерживаются

Кормите мужа особенно вкусно тогда, когда он занимается с детьми, и пресно – когда нет. Даже если его человеческая половина не уловит разницу, волк окажется сообразительнее.

«Тайная книга оборотниц»

– Ты как будто пил всю ночь, – посочувствовал Мак, когда они ранним утром с Гроулом пили кофе в закрытой беседке. Дети волчатами скакали рядом, Вилда еще спала: она хотела встать, когда утром Гроул принес кормить Ринора и проснулась Морна, но Гейб буркнул, что до завтрака сходит с детьми купить свежего молока и творога. И она на удивление не стала спорить. – Что, Ринор орал?

– Нет, он спал со мной. – Оборотень потёр красные глаза. – Первый раз так спокойно, как сегодня. Но я то и дело просыпался по привычке. И от страха, что придавлю. И от тишины, потому что привык, что он то и дело орет.

– Зачем же клал? – подливая ему в кружку, поинтересовался Маккензи.

Оборотень пожал плечами и в два глотка выпил кофе. Затем помахал рукой – за забором соседнего участка мелькнула старушка Клозин, радостно и звонко поприветствовав оборотней.

– Пойдем прогуляемся с детьми к соседке, – предложил он. – Присмотришь за ними, я обещал мейсис Клозин поправить двери и смазать петли в доме.

– Вы с Вилдой вроде неплохо ладите? – спросил Гейб друга по пути к соседке.

– Ревнуешь? – гоготнул напарник. – Не надо, я же говорил, я не свинья, лезть поперек друга в сердечных делах. Тем более к такой, как Вилда. Хотя я до сих пор умираю от любопытства, чем же ты так проштрафился, что она до сих пор на тебя в обиде?

– Помоги мне, – попросил Гейб. – Я потерял ее из-за своей трусости. Боялся того, кем могу стать. И только сейчас понял, что все эти годы мне ее не хватало.

– В постелях красоток из баров это понять было сложно, – поддел его Мак со смешком.

– Это все не то, – помотал головой Гроул. – Ты поймешь, когда найдешь свою волчицу. И я чувствую… мне кажется… А, гоблинова мать! – Это был первый раз, когда он хоть с кем-то говорил о чувствах, но Мак был ему самым близким другом. – Мне кажется,