Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

12-й дивизии один из полковых командиров телеграфно просит прислать скорее офицера Генерального штаба показать, где на карте находится буква «О», а то-де он рискует по ошибке атаковать букву «У». В происходящих боях наши были в полном неведении, где окопы неприятельские; артиллерия жарила по своим, немцы отлично были осведомлены о местонахождении наших батарей, мы же – не знали, где их батареи расположены, и палили наугад. Причиной выставляется отсутствие у нас воздушной разведки, которая прекрасно поставлена у немцев.

В. А. Теляковский, 18 сентября

В Мариинском театре говорил сегодня с Великим Князем Николаем Михайловичем. Он, по-видимому, отдает себе отчет в серьезном положении нашем не только на фронте, но и главным образом внутри. Частые смены министров, темные истории взяток, хищений и т. п., а главное, вмешивание в дела военные высших сфер Царского Села очень смущают мыслящих людей. Хотят, наконец, все это довести до сведения Государя Императора, которому близкие люди мало раскрывают настоящее положение. Особенно угрожающие размеры принимает дороговизна. Граф Нирод мне говорил, что видел А. А. Мосолова, который ему говорил, насколь отрицательно было встречено большинством назначение Протопопова на пост министра внутренних дел.

М. М. Богословский, 20 сентября

Газеты полны статей о новом министре внутренних дел Протопопове, бывшем товарище председателя Думы. Вот уже, кажется, призыв человека, облеченного общественным доверием – и все же какое недовольство и брюзжание! Подай непременно кабинет Милюкова!

«Вечерний курьер», 21 сентября

Экран.

В связи с назначением А. Д. Протопопова на ответственный пост министра внутренних дел московские кинофабрики посылают в Петроград фильмы, запечатлевшие Протопопова во время посещения им Англии.

Один из операторов петроградской кинофабрики посетил вчера нового министра, однако в позировании для экрана оператору было отказано.

К. И. Чуковский, 22 сентября

Вчера познакомился с Горьким. <…> Горький заговорил о войне: – Ни к чему… столько полезнейших мозгов по земле зря… французских, немецких, английских… да и наших, не дурацких. Англичане покуда на Урале (столько-то) десятин захватили. Был у нас в Нижнем купец – ах, странные русские люди! – так он недавно пришел из тех мест и из одного кармана вынимает золото, из другого вольфрам, из третьего серебро и т. д., вот, вот, вот все это на моей земле – неужто достанется англичанам – нет, нет! – ругает англичан. Вдруг видит карточку фотографическую на столе. – Кто это? – Англичанин. – Чем занимается? – Да вот этими делами… Покупает… – Голубчик, нельзя ли познакомить? Я бы ему за миллион продал.

Пошли обедать, и к концу обеда офицера, сидевшего весь обед спокойно, прорвало: он ни с того ни с сего, не глядя на Горького, судорожно и напряженно заговорил о том, что мы победим, что наши французские союзники – доблестны, и английские союзники тоже доблестны… тра-та-та… и Россия, которая дала миру Петра Великого, Пушкина и Репина, должна быть грудью защищена против немецкого милитаризма.

– Съели! – сказал я Горькому.

– Этот человек, кажется, вообразил, будто я командую немецкой армией… – сказал он.

К. В. Ананьев, 24 сентября

В 12 часов началась артиллерийская подготовка и, постепенно усиливаясь, перешла в сплошной гул к 4 часам. Как только наши вышли из окопов, по направлению к ним взвились одна за другой красные ракеты и сюда посыпался дождь заградительного огня, затикали пулеметы, затрещали винтовки. Немцы вытащили пулемет на бруствер, а сами, наполовину высунувшись из окопа, стреляли и бросали в наших бомбы, но скоро были осажены нашим пулеметом. В некоторых местах наши ворвались в окопы противника, дрались с пулеметчиками, <…> пытались остаться там, но были убиты… а остальным без поддержки пришлось отойти и окопаться. В некоторых местах заграждения были целы. Бой разгорался сильней и сильней. Красные, зеленые, белые ракеты то и дело взвивались вверх. Резервные батальоны через параллели перебегали вперед… Резервные офицеры один за другим уходили на пополнение, а из боя уже шли раненые офицеры и солдаты, я вглядывался в лица, но не находил 1-й роты. Бегал к адъютанту, спрашивал, как дела; говорит, что «заняли 3 линии». А справа, вдалеке соседние полки тоже шли вперед, и оттуда еле-еле слышалось: «Ура!!!». Шли раненые офицеры и ворчали: «Эти проклятые параллельки нас погубили».

В ½ часа и меня потребовали к адъютанту, он мне говорит: «Вот и Ваша очередь настала». Меня, как я просил, назначили в 1-ю роту. Я пошел с прапорщиком Бакланом. Беру в руки лопатку, прощаюсь с Парамонычем (подпоручиком Якуниным), который искренно желает мне всего хорошего, и скорым шагом идем вперед. Мимо идут раненые без конца… Почти у самой передовой линии немец, пустив красную ракету, начал обстреливать то место, где шли мы, мы прислонились к стенке хода сообщения, засыпало землей, прапорщик Баклан хотел идти назад, я его остановил, Виничук надел маску и зарылся в земле. Через 5 мин. мы бежим по разрушенному ходу сообщений, но попадаем в тупик, идем назад, встречаем 11 роту 406-го полка, которая бежит назад – мы ее остановили и погнали вперед, угрожая бомбой и револьвером, – они пошли. По пути вернули и наших солдат. Идя по ходу сообщения, мы встречали массу убитых, местами валялись руки, ноги… В общем, картина гораздо хуже, чем 24-го… Начинали надвигаться сумерки… Иду по окопу, всё поправленное вновь забито, разбито хуже прежнего… Кое-как нашел блиндаж командира батальона, там полно вестовых и телефонистов, на наре лежит тяжело раненый вестовой и просит скорее его унесли, но санитара нет, и ему пришлось ждать… Узнаю скорбную вещь: прапорщики Рогач и Суходолец убиты… вот она, жизнь наша!.. Что это, судьба или нет? Мне кажется, что в таком бою, как этот, судьбы нет. Так, так безумно жаль стало погибших товарищей, только вчера ведь я ушел, оставив их жизнерадостными. Не знаю, прапорщик Суходолец, наверное, предчувствовал смерть, и в резерве, видя, как несут убитых, сказал Рогачу: «Вот и нас скоро так понесут…». Бедняга! Даже не успел и папиросы изо рта вынуть, так и остался с ней убитым… хорошо, что хоть наповал, без мучений. Прапорщик Рогач – все-таки успел расстегнуть шинель, пояс… но умер, не успев перевязать раны…

Вышел из блиндажа, они рядом без фуражек и шинелей лежат на ступеньке окопа… Герои!!! Я чуть-чуть не разрыдался, видя эти близкие лица… Не одни они пали жертвой сегодняшнего боя. Командир 4-го батальона подполковник Приезжев убит – половину головы снесло… остались лишь его большие усы… вместе с прапорщиком Соковым, которому туловище буквально разворотило… Прапорщик Костин убит