Динамика бессознательного - Карл Густав Юнг

мира, включая в том числе философский. Так, существуют эстетическое, религиозное, идеалистическое, реалистическое, романтическое, практическое Weltanschauung, если перечислить всего несколько разновидностей. В этом смысле понятие Weltanschauung сопоставимо с понятием установки, которое выражено понятийно.

[690] Что в таком случае следует понимать под установкой? Установка – это психологический термин, характеризующий особое расположение психических элементов, направленное на какую-то цель или подчиненное некоему руководящему принципу. Если сравнить наши психические элементы с воинством, а различные формы установки – с боевым расположением частей, то внимание, например, можно было бы представить как состояние полной боеготовности в окружении разведывательных групп. Едва численность и позиция неприятеля становятся известными, диспозиция изменяется: войско начинает движение в направлении заданной цели. Абсолютно так же изменяется психическая установка. В состоянии внимания господствует бдительность, собственные мысли человека подавляются, насколько это возможно, заодно с прочими субъективными элементами, но при переходе к активной установке субъективные элементы проявляются в сознании – это представления о цели и побуждения к действию. У войска имеется командующий и штаб, а у психической установки есть своя общая направляющая идея, которую подкрепляет обширный материал – впечатления, принципы, различные аффекты и т. п.

[691] Надо сказать, что никакое человеческое действие не является сугубо простым – изолированной, если угодно, реакцией на определенный раздражитель. Всякое наше действие или поступок обусловливается сочетанием психических факторов. Снова обращаясь к аналогии с войском, мы могли бы сравнить эти процессы с деятельностью штаба. Для солдата в окопе все выглядит так, будто войско отступает, потому что враг атаковал, или наступает, потому что врага заметили. Наш сознательный разум всегда расположен примерять на себя роль простого солдата и верить простым решениям. Но на самом деле сражение дают в конкретном месте и в конкретное время потому, что таков общий план наступления, согласно которому простых солдат уже несколько дней перебрасывали к нужной точке. А этот общий план, опять-таки, представляет собой не спонтанную реакцию на донесения разведки, а результат творческой инициативы командующего; более того, он обусловливается действиями противника и, возможно, невоенными, политическими соображениями, о которых простой солдат, разумеется, не осведомлен. Последние факторы также обладают крайне сложной природой и лежат за пределами понимания простого солдата, притом что они могут быть предельно ясны командиру. Но и командующий тоже кое-чего наверняка не знает: речь о его собственных, персональных убеждениях и предпочтениях. В итоге войско находится как будто под прямым и четким командованием, но само командование есть результат скоординированного взаимодействия бесконечно сложных факторов.

[692] Психическое действие совершается на столь же сложных основаниях. При всей мнимой простоте раздражителя любая его особенность, сила и направление, временное и пространственное, цель и пр. опосредуются конкретными психическими условиями, иными словами, установкой; эта установка, в свою очередь, состоит из сгруппированных элементов, столь многочисленных, что их невозможно пересчитать. Эго выступает в качестве главнокомандующего, штабом будут его рассуждения и решения, доводы и сомнения, намерения и ожидания, а зависимость эго от внешних факторов равнозначна зависимости командующего от почти непредсказуемого влияния генштаба и закулисных политических махинаций.

[693] Полагаю, мы не усложним избыточно нашу аналогию, если дополним ее отношением человека к миру. Индивидуальное эго может считаться командиром небольшого войска, которое сражается против окружающей реальности (эта битва нередко ведется на два фронта – тут и борьба за существование, и подавление собственной мятежной и инстинктивной натуры). Даже тем из нас, кого не причислишь к пессимистам, наше бытие кажется прежде всего борьбой, схваткой. Состояние мира видится желательным, и, когда человеку удается примириться с собой и с мирозданием, это становится поистине замечательным достижением. Потому, откликаясь на более или менее постоянное нахождение в состоянии войны, мы нуждаемся в тщательно упорядоченной установке; если же кто-то сумел все-таки обрести душевное равновесие, его установка по-прежнему требует дальнейшего развития, если он намерен сохранить такое состояние хотя бы ненадолго. Для души куда проще находиться в постоянном движении, в непрерывном потоке событий, чем пребывать в длительном покое, ибо в последнем случае – каким бы возвышенным и идеальным это состояние ни казалось – ей грозит удушье и невыносимая скука. Значит, мы не станем обманывать себя, если предположим, что состояния душевного умиротворения – то есть бесконфликтный, гармоничный, созерцательный и сбалансированный настрой – всегда, покуда они длятся, зависят от наличия особенно развитой установки.

[694] Быть может, кого-то удивит, что я предпочитаю говорить об «установке», а не о «мировоззрении». Дело в том, что, рассуждая об установке, я благополучно избегаю вопроса о том, определяется ли она сознательным или бессознательным мировоззрением. Человек способен командовать собственной армией и успешно биться за существование вовне и внутри себя, добиваться даже сравнительно длительного состояния мира, не обладая сознательным мировоззрением, но нельзя достичь того же самого без установки. Мы вправе говорить о мировоззрении только тогда, когда предпринимается сколько-нибудь серьезная попытка выразить установку, понятийно или наглядно, чтобы стало ясно, почему и для чего мы так поступаем и живем.

[695] К чему тогда, могут спросить, мировоззрение, если без него вполне можно обойтись? На тех же основаниях можно спрашивать, к чему нам сознание, если оно не обязательно. Ведь мировоззрение, в конце концов, есть не что иное, как расширенное или углубленное сознание. Причина, по которой существует сознание и по которой налицо потребность его расширять и углублять, очень проста: без сознания жить хуже. Вот почему мать-Природа наделила человека сознанием, этим причудливейшим среди всех ее странных творений. Даже почти лишенный сознания дикарь способен приспосабливаться и утверждаться – в своем первобытном мире, а при других обстоятельствах становится жертвой бесчисленных опасностей, которых мы, находясь на более высокой ступени сознания, без труда избегаем. Конечно, более развитому сознанию грозят опасности, неведомые первобытному человеку, но не подлежит сомнению, что именно сознательный, а не бессознательный человек покорил планету. Считать это преимуществом или бедой, со сверхчеловеческой, если угодно, точки зрения, – решать не нам.

[696] Развитое сознание обусловливает мировоззрение. Всякое осознанное понимание мотивов и намерений есть зачаток мировоззрения; любое накопление опыта и знания есть шаг в направлении мировоззрения. Создавая образ мира, мыслящий человек одновременно изменяет самого себя. Человек, для которого Солнце по-прежнему вращается вокруг Земли, принципиально отличается от того, для которого Земля является спутником Солнца. Размышления Джордано Бруно о бесконечности пространства не пропали втуне: из них зародилось одно из важнейших начал современного сознания. Человек, космос которого висит в эмпиреях, ничуть не похож на того, чей разум озарен видением Кеплера. Тот, кто по-прежнему сомневается, сколько будет дважды два, не такой, как тот, для которого нет ничего убедительнее априорных истин математики. Иными словами, нам не безразлично, каким именно