Динамика бессознательного - Карл Густав Юнг

собственные учения о самопознании, доводимые до высочайшей степени утонченности, как философской, так и практической.

[673] Почитание бессознательного психического как источника познания нисколько не является заблуждением, вопреки мнению западного рационализма. Мы склонны считать, что всякое знание в конечном счете приходит извне. Но сегодня мы знаем наверняка, что бессознательное обладает содержанием, которое обеспечило бы мгновенный и обильный приток знаний, сумей мы его осознать. Современные исследования животных инстинктов, например, у насекомых, предлагают богатейший свод эмпирического материала, из которого следует, что, веди себя человек при известных условиях подобно некоторым насекомым, он обрел бы, пожалуй, бо́льшую, в сравнении с текущей, сознательность. Нельзя, естественно, никак доказать, что насекомые обладают осознанным знанием, но здравый смысл не позволяет усомниться в том, что бессознательные образцы их поведения являются психическими функциями. Точно так же человеческое бессознательное содержит все образцы жизни и поведения, унаследованные нами от предков, и каждый ребенок наделяется готовой к использованию системой адаптированной психической функциональности еще до появления у него сознания. В сознательной жизни взрослого человека та же самая бессознательная инстинктивная активность наблюдается постоянно. В нее как бы изначально заложены все функции сознательной психики. Бессознательное воспринимает, ставит цели и мыслит, подобно сознательному разуму. Мы располагаем достаточными свидетельствами этого благодаря психопатологии и исследованиям сновидений. Лишь в одном отношении отмечается существенное различие между сознательным и бессознательным функционированием психики: сознание, при всей своей сосредоточенности и интенсивности, сиюминутно и обучается на постижении момента, в непосредственном поле внимания; кроме того, ему по понятным причинам доступен только материал, отражающий сугубо индивидуальный опыт за несколько десятилетий. Больший объем «памяти» появляется исключительно искусственными способами; сохраняется он преимущественно благодаря печати на бумаге. Совсем иначе обстоит дело с бессознательным. Оно не является ни сосредоточенным, ни интенсивным, оно тяготеет к смутности, предельно экстенсивно и может самым парадоксальным образом сопоставлять разнородные элементы. Также оно содержит, помимо невообразимого множества сублиминальных впечатлений, знания, накопленные поколениями предков, которые самим своим существованием вносили вклад в дифференциацию видов. Если бы было возможно персонифицировать бессознательное, мы могли бы представить этакое коллективное человеческое существо, объединяющее черты обоих полов, молодости и старости, рождения и смерти, располагающее, в силу владения некоторым опытом за период от одного до двух миллионов лет, практически бессмертием. Существуй такой человек в реальности, он был бы выше всех временных изменений, и настоящее значило бы для него не больше и не меньше, чем любой год в сотом тысячелетии до Рождества Христова; ему снились бы вековые сны, и он, по причине своего неограниченного опыта, был бы непревзойденным предсказателем. Он проживал бы несметное число раз жизнь индивидуума, семьи, племени, народа; обладал бы глубочайшим пониманием жизненного смысла ритмов становления, цветения и упадка.

[674] К сожалению – или, напротив, к счастью, – такой человек спит. Во всяком случае, нам кажется, что коллективное бессознательное, предстающее в сновидениях, совершенно не осознает своего содержания, хотя, конечно, мы не можем быть в этом уверены, как в истории с насекомыми. Вдобавок коллективное бессознательное выглядит не личностью, а скорее чем-то вроде бесконечного потока или даже океана образов и форм, что вплывают в сознание во сне или при аномальных душевных состояниях.

[675] Не стоит даже пытаться представить эту необъятную систему опыта в бессознательном психическом как иллюзорную, ибо наше видимое и осязаемое тело само есть ровно такая же система. Оно до сих пор хранит в себе следы древнейшего развития, и есть, несомненно, нечто цельное, функционирующее целенаправленно, поскольку иначе мы бы просто не смогли жить. Никому не придет на ум считать бессмыслицей сравнительную анатомию или физиологию, и по той же причине мы не вправе отвергать как погоню за иллюзиями исследование коллективного бессознательного или отказываться признавать бессознательное важнейшим источником познания.

[676] Извне психическое видится сущностным отражением внешних событий, оно не только ими вызывается, но и как будто порождается. Также нам кажется с первого взгляда, что бессознательное возможно объяснять исключительно извне, причем через сознание. Хорошо известно, что это попытался сделать Фрейд, но в своем начинании он мог преуспеть, лишь будь бессознательное чем-то таким, что оживает с индивидуальным бытием и сознанием индивидуума. Но истина в том, что бессознательное есть всегда, оно возникает до конкретного человека, как система унаследованного психического функционирования, дошедшая до нас с незапамятных времен. Сознание же – позднерожденный потомок бессознательного психического. Было бы, полагаю, абсурдным пытаться истолковывать жизнь предков сквозь взгляд дальних потомков, и столь же ошибочно, по моему мнению, воспринимать бессознательное как производное от сознания. Скорее, мы приблизимся к истине, если будем думать наоборот.

[677] Такова была точка зрения былых времен, когда, ведая о неслыханных богатствах опыта, скрытых за порогом эфемерного индивидуального сознания, люди искренне верили, что индивидуальная душа полностью зависима от мировой духовной системы. Это была не просто гипотеза: люди нисколько не сомневались в том, что данная система есть сущность, обладающая волей и сознанием, – или даже личность, которую именовали Божеством, высшим проявлением реальности. Для них Божество было предельной реальностью, первопричиной, единственным объяснением существования человеческой души. Этой гипотезе можно подыскать психологическое обоснование, ведь вполне очевидно, что почти бессмертная сущность, чей опыт почти бесконечен, должна, особенно в сравнении с человеком, представляться божественной.

[678] Ранее я уже обозначил суть проблемы для психологии, которая не обращается к физическому миру за объяснениями, но взывает к миру духовному, где перводвигателем выступает не материя с ее свойствами и не какое-то энергетическое состояние, а Божество. На этой развилке возникает искушение, которому поддалась современная натурфилософия, назвать Богом энергию или élan vital [513] и тем самым слить воедино дух и природу. Пока подобные манипуляции остаются уделом невнятных поисков спекулятивной философии, они не сулят опасности. Но если перенести это воззрение в приземленную область практической психологии, где плодотворны лишь эмпирические объяснения, то вскоре мы окажемся вовлеченными в круговращение безнадежных затруднений. Мы ведь предаемся психологии не потому, что преследуем сугубо академические интересы, и не потому, что ищем объяснений, никак не связанных с повседневной жизнью. Нас интересует именно практическая психология, приносящая конкретные результаты, то есть та, которая объясняет события способом, оправданным по своим последствиям для пациентов. В практической психотерапии мы стремимся подготовить людей к жизни и потому не вольны придумывать теории, которые игнорируют наших пациентов и могут даже им навредить. Встает вопрос, порой приобретающий значение жизненно важного: выстраивать ли наши объяснения на «физисе»[514] или на духе? Нельзя забывать о том, что, с естественно-научной точки зрения все духовное иллюзорно, а духу, в свою очередь, нередко приходится отвергать и преодолевать назойливую физическую явь