Красное на красном - Вера Камша

— Я согласен, что молодой Феншо виноват. Он ослушался приказа, чуть не погубил пошедших за ним людей и не погиб сам, но намерения у него были самые добрые. Молодость горяча, он устал от бездействия, ему хотелось подвигов. Кроме того, за ним охотно идут люди и со временем…

— Если б люди за ним не шли, — холодно заметил Рокэ, — еще можно было бы раздумывать, но они идут. Если Оскара Феншо сегодня не расстрелять, он «со временем» заведет в ловушку не роту, а армию. Тогда поздно будет думать.

— Изрядно сказано, — вмешался епископ, — токмо судящий о грязи на чужих сапогах должен почаще взирать на свои. Сколько раз, Рокэ, нарушали приказы вы?

— Право, не помню. Но, Ваше Преосвященство, нарушая приказы, я вытаскивал моих генералов и маршалов за уши из болота, в которое они влезали по собственной дурости. Если б у Феншо хватало ума нарушать приказы и побеждать, он бы стал маршалом, а так он станет покойником.

— И малая жестокость бывает плотиной на пути кровавой реки, — пробормотал епископ. — Что ж, «и пошел он напутствовать оступившегося, дабы миновала его бездна страшная, бездна пламенная, бездна закатная…».

— Подумать только, — вздохнул Вейзель, — ему когда-то прочили кардинальскую шапку… Рокэ, и все же вы не правы!

Проэмперадор не ответил, только медленно поднял голову и посмотрел в глаза артиллеристу. Ричард хорошо знал этот взгляд своего эра — исподлобья, ожидающий и вместе с тем равнодушный.

— Рокэ, — Эмиль Савиньяк откровенно волновался, — нельзя же так… Вы же сами все затеяли. Раззадорили этого дурака, встали у этого клятого оврага, вы ведь знали, что он в него сунется… Вы сделали из Феншо… Сделали…

— Подсадного поросенка, — подсказал Проэмперадор. — Да, сделал и поймал, кого хотел. Ну и что?

— Это бесчестно! — вздохнул Вейзель. — Своими руками толкнуть человека на ошибочный путь и его же за это наказать.

— Пусть не подталкивается. Курт, Эмиль, мы знакомы не первый год, неужели вы до сих пор не уяснили — мне плевать на честь, доброе имя и прочую дурь. Мое дело — война! И я ее выиграю, к вящему разочарованию талигойских радетелей и гайифских торгашей.

— Поступайте, как хотите, — генерал махнул рукой, — с вами невозможно спорить.

— Так не спорьте. При казни, к слову сказать, можете не присутствовать.

— Нет, Рокэ. Я сказал вам все, что думал, но я только генерал, а вы — Первый маршал и Проэмперадор. Не нужно показывать армии, что между нами существуют разногласия, а я еще жив.

— Я могу лишь повторить слова барона, — твердо сказал Савиньяк, — вы поступаете мерзко, но вы побеждаете, а эта война, сдается мне, будет самой мерзкой в моей жизни.

— Благодарю вас, господа. Ричард? — Похоже, Ворон лишь сейчас заметил оруженосца. — Я, кажется, вас отпустил. Отправляйтесь спать.

— Монсеньор, — Дик сам удивился, что говорит так твердо и спокойно, — прошу вашего разрешения на встречу с Оскаром Феншо. Он — мой друг и…

— Идите, к кому хотите, — махнул рукой Рокэ, — только разыщите по дороге Клауса или Жана, они мне нужны.

— Я надеялся, что ты зайдешь, — Оскар довольно удачно изобразил улыбку, — выпьешь?

— Если угостишь. — Дик тоже попытался улыбнуться.

— Угощу.

Феншо потянулся к стакану — но неудачно, тот покатился по походному столику и свалился на земляной пол, но не разбился.

— Паршивое стекло, — покачал головой виконт, доставая чистый стакан, — но вино неплохое. Для похорон сойдет.

— Оскар, — выкрикнул Ричард, — не говори так! Ничего с тобой не будет, Ворон шутит.

— Нет, — покачал головой Оскар, — он хочет меня убить, и он убьет. Я посмел полюбить королеву, Ричард Окделл, а это карается смертью. Рокэ Алва никому не позволит смотреть на Катарину Ариго. Запомни это, если хочешь жить. Не смей любить королеву, не смей быть смелее, не смей быть моложе.

— Моложе?

— Рокэ хорошо за тридцать, а мне — двадцать шесть. Через десять лет он будет пьяной развалиной, а я стал бы маршалом. Его победы позади, мои были впереди. Мои победы, моя любовь, моя жизнь… Он это понял и убрал меня. Ворон ревнив и завистлив, скоро ты это поймешь.

Рокэ проиграет эту войну, потому что боится! Раньше, не спорю, он хорошо воевал, но он стареет и слишком много пьет. Мы месяц тащимся вдоль реки и не знаем, что дальше. И он не знает. Нужно было выловить разведчиков и идти к горам, а он…

— Оскар, но… Извини, но это бириссцы вас поймали, а не вы их… А Ворон поймал бириссцев. И потом он тебя предупреждал.

— Ты прав, — глаза Оскара погасли, — я ошибался. Я привык к другой войне, но Рокэ хотел, чтоб я попался, потому и встал у этого оврага. Потому и позволил мне говорить при тебе — ему был нужен свидетель. За мной с самого начала следили эти мужланы! Кто мешал Рокэ отправить меня в разведку с таможенниками? Наши кони лучше бирисских, с собакой мы бы живо их нашли.

Это было правдой. Ворон должен был так поступать, но когда он играл честно?

— Молчишь? — Феншо поднял стакан. — Потому что я прав. А, гори все закатным пламенем! Давай выпьем, Ричард Окделл. За тебя и твою будущую жизнь. Живи и будь счастлив. Возьми у жизни то, что не забрал я. Если тебе посчастливится увидеть королеву, скажи ей, что Оскар Феншо-Тримэйн умрет с ее именем, только… Только вряд ли ты ее увидишь.

Он увидит, увидит и скажет. Катари все узнает, это его долг перед Оскаром, но неужели Рокэ в самом деле ревнует? К Феншо?! Человеку, с которым Его Величество не сказала ни единого слова.

— Я… Я все передам, — пробормотал Ричард, — я… Я хотел пригласить тебя в Надор.

— Не судьба. — Оскар залпом опорожнил стакан, хотел налить еще, но передумал. — Не хочу умирать пьяным, это трусость. Проклятье, скорей бы! Ты не знаешь, как это будет?

— Нет, — Дик покачал головой. — Вейзель и Савиньяк не согласны.

— Не согласны, но согласились. Наше хваленое благородство — сказал вслух, что ты против, и успокоился. Если на то пошло?, Ворон прав, когда на всех плюет, — важна только сила, а остальное… А, пошло оно все к Леворукому! — Оскар вскочил и тут же сел, сцепив руки, тускло сверкнул камень фамильного кольца. У Оскара четыре брата, род в любом случае не угаснет. За стеной что-то зашуршало, полог откинулся, пропустив Клауса. Неужели Рокэ не мог послать никого другого?!

— Сударь, — рожа таможенника казалась каменной, — вы готовы?

— Да, — бросил Оскар Феншо-Тримэйн, — где и как все произойдет?

— В овраге.

— Мне будет позволено проститься с моими людьми?

— Не могу знать. Спросите монсеньора.

— Мой друг Ричард Окделл может остаться со мной?

— Не могу знать. Спросите монсеньора.