До рая подать рукой - Дин Кунц

Инстинктивно она не открыла глаза, когда проснулась. И теперь держала закрытыми, исходя из истины, известной каждому ребенку, которую иной раз признавали и взрослые: никакой Страшила не причинит вреда, если не смотреть ему в глаза и вообще не подавать виду, что знаешь о его присутствии.

Кстати, и в тюрьме она узнала, что притворяться спящей, глупой, наивной, безразличной, глухой или слепой, если тебе делают грязное предложение или даже оскорбляют, более мудрая реакция, чем сразу вставать на дыбы и лезть в драку. Между тюрьмой и детством существует немало аналогий. Вот и со Страшилой не стоит встречаться взглядом ни ребенку, ни заключенному.

Кто-то двигался неподалеку. Мягкий шорох подошв по ковру и скрип половиц говорили за то, что пришелец – не плод ее разгоряченной фантазии и не призрак трейлерного парка.

Шаги приблизились. Остановились.

Она чувствовала, что рядом с диваном стоит человек. Пристально смотрит на нее, пытаясь понять, спит она или притворяется.

И это не Дженева. Даже путая реальную жизнь с фильмом, тетя никогда не повела бы себя столь странно. Джен помнила, как была Кэрол Ломбард в фильме «Мой мужчина Годфри», Ингрид Бергман в «Касабланке», Голди Хоун в «Грязной игре», но не видела себя ни в каких триллерах, разве что в «Милдред Пирс». Ее вторые жизни окружал ореол романтики, где-то с оттенком трагичности, но можно было не волноваться, что тетя Джен поведет себя как Бетти Дэвис в «Что случилось с крошкой Джейн?» или Гленн Клоуз в «Роковом влечении».

Обоняние Микки обострилось за счет медитативной неподвижности и вынужденной слепоты. Она почувствовала терпкий запах незнакомого ей мыла. Легкий аромат лосьона после бритья.

Пришелец шевельнулся, выданный протестующим скрипом половиц. Несмотря на оглушающие удары сердца, Микки могла сказать, что он удаляется от нее и дивана.

Сквозь завесу ресниц поискала его, нашла. Он проходил мимо низкого буфета, который отделял гостиную от кухни.

Одна маленькая лампочка, горевшая в гостиной, не разгоняла тени, а создавала романтичную обстановку. Кухня же вообще купалась в темноте.

Но даже сзади, по одному только силуэту, она сразу поняла, с кем ей пришлось иметь дело. Престон Мэддок нанес им визит, пусть его никто и не приглашал.

Микки не заперла дверь черного хода, на случай, если придет Лайлани. Теперь Мэддок, покинув их трейлер, оставил ее широко открытой.

Осторожно она поднялась с дивана и пошла на кухню. Нисколько не удивилась бы, обнаружив его на ступеньках, широко улыбающегося, довольного тем, что раскусил ее уловку, догадался, что она только прикидывалась спящей.

Но на ступеньках ее никто не поджидал.

Она решилась выйти из трейлера. Во дворе никто не затаился. Мэддок ушел к себе.

Вернувшись на кухню, она отсекла ночь. Задвинула засов. Щелкнула замком.

Страх растаял, оставив чувство обиды. Но прежде чем обида перешла в ярость, Микки подумала о Дженеве, и страх вернулся.

Она понятия не имела, сколько времени провел Мэддок в их доме. Он мог побывать и в других комнатах, прежде чем зайти в гостиную, чтобы посмотреть, как спит его новая соседка.

Из кухни Микки поспешила в короткий коридор. Проходя мимо своей комнатки, увидела полоску света под дверью. Хотя точно помнила, что не оставляла лампу зажженной.

Конец коридора. Последняя дверь. Приоткрытая.

В угрожающей тьме светились только цифры и стрелки часов. Когда Микки добралась до кровати, отсвета хватило, что увидеть главное: голова тети Джен на подушке, умиротворенное спящее лицо, закрытые глаза.

Микки поднесла трясущуюся руку ко рту Дженевы, уловила ладонью теплое дыхание.

В горле словно развязался тугой узел, вновь появилась возможность набрать полную грудь воздуха.

Выйдя в коридор, она плотно притворила за собой дверь и направилась в свою комнату.

На кровати лежала ее сумочка, рядом – содержимое. Из бумажника вытащили все, но ничего не взяли. Деньги соседствовали с карточкой социального страхования, водительским удостоверением, помадой, пудрой, расческой, ключами от автомобиля…

Дверцы шкафа открыты, комод обыскан, вещи в ящиках оставлены в беспорядке.

На полу – бумаги, подтверждающие ее освобождение из тюрьмы. Она держала их на прикроватном столике, под Библией, которую дала ей тетя Джен.

Какой бы ни была изначальная цель появления Мэддока в их трейлере, он воспользовался ситуацией, обнаружив, что дверь на кухню открыта, а Микки спит на тахте. Из того, что она узнала о нем в библиотеке, следовало, что Мэддок – человек очень расчетливый, ему несвойственны непродуманные поступки, поэтому и несанкционированный обыск она объяснила не импульсивностью Мэддока, а его наглостью.

Вероятно, об их отношениях с Лайлани он знал больше, чем она думала, возможно, больше, чем предполагала Лайлани. И своим появлением у двери его дома с тарелкой пирожных она не провела Мэддока, но и не усилила его подозрений.

А теперь он знал все о недавнем прошлом Микки, и ее это не радовало.

Она задалась вопросом: а как бы он повел себя, если б она проснулась раньше и застала его в своей комнате?

Под горящей лампой лежала раскрытая Библия. Мэддок воспользовался контурным карандашом для губ, который взял из ее сумочки, чтобы обвести несколько слов. Книга Пророка Иоиля, глава 1, абзац 5: «Пробудитесь, пьяницы, и плачьте, и рыдайте…»

Ее встревожило, что он очень уж хорошо знал Библию, если нашел столь уместную, но мало кому знакомую строку. Такая эрудиция свидетельствовала о том, что соперник у нее более умный и изворотливый, чем она предполагала. И он определенно полагал ее пренебрежительно малой угрозой, раз верил, что может так нагло насмехаться над ней.

Покраснев от унижения, Микки подошла к комоду, убедилась, что Мэддок заглянул под желтый свитер и нашел две бутылки лимонной водки.

Она достала бутылки из ящика. Одна полная, запечатанная. А вот во второй, после прошлой ночи, водки осталось на самом донышке.

На кухне Микки включила свет над раковиной и вылила в нее содержимое обеих бутылок. Пары, не аромат лимона, а псевдовозбуждающий запах алкоголя, вызвали целый букет желаний: напиться, забыться, уйти из этого грешного мира.

Бросив обе бутылки в мусорное ведро, она не могла унять дрожь в руках. Ладони были влажными от водки.

Осушив их дыханием, Микки прижала холодные руки к горящему лицу.

Перед ее мысленным взором возникла бутылка бренди, которую тетя Джен хранила в кухонном буфете. Она живо представила себе, как достает бутылку, скручивает пробку, наливает стопку, ощутила во рту вкус бренди…

– Нет!

Она прекрасно понимала, что речь шла не о бренди, не о водке. В действительности она искала предлог, чтобы подвести Лайлани, повод уйти в себя, отступить за знакомый подвесной мост, укрыться за стенами и башнями эмоциональной крепости, где ее и без того израненному сердцу не будут грозить новые удары, где она сможет жить вечно, оплакивая себя. Бренди помогло бы ей перейти этот мост и избавило бы от боли за судьбу других людей.