Координата поврежденности - Владлена Дан

в пол, стараясь скрыть оказанный на него эффект от услышанного, но он, несомненно, смутился. И Лайту не нужно было ничего говорить. Мин не хотел заставлять его снова что-то решать. А хотел объясниться сам.

– Ты сделал это для меня. Вспоминая тот день, сейчас я понимаю, насколько сложно тебе было рассказать правду. Ты даже не обязан был этого делать, однако сделал ради меня. Не ради себя. Ты постоянно так поступаешь. Неважно как ужасно я себя веду, ты почему-то помогаешь и заботишься обо мне. Ты стал моим другом, когда я твоим быть не желал. Но когда я решился, то быстро понял, что хочу большего. Просто… не знаю, что теперь делать и как себя вести… рядом с тобой. Как справляется твоя семья? – на последних словах Мин не прятал смятение в голосе. Он хотел ответить честностью на честность. Быть настолько открытым, насколько готов. Лайт этого заслуживал.

– Мама держится. Я прожил уже шесть лет без особых происшествий, и ее страх немного отступил. Обследования, на которые я регулярно хожу, показывают, что жить пока буду. – Парень слегка дернул плечами. – А Прим ничего не знает. Она была тогда слишком маленькой, а рассказывать ей сейчас…

– Мне жаль.

– Я могу выдержать твою эгоистичную злость и раздражение избалованного ребенка. Но только не жалость. Прошу, не надо меня жалеть. – Лайт напрягся сильнее прежнего. И в этих словах сквозило что-то… другое.

Мин понимал эту позицию, он знал о жалостливых взглядах не понаслышке. И все же Лайт по-прежнему оставаться для него загадкой.

– Из нас двоих ты имеешь склонность жалеть ближнего, не я. Разве не поэтому ты помогал мне? Увидел придурка, полного желчи и горечи, которому претила его жизнь, и решил хотя бы немного ее облегчить – стать ему другом. Но я был слишком заносчив и спесив, чтобы вовремя оценить это. – Мин не собирался, однако все равно приблизился к парню.

Сердце Лайта было гибким, умело растягиваться и увеличиваться в размерах, перебивая этим многообразие осколков несчастий, несправедливостей, свалившихся на него, и превращая их в пыль. Из этой пыли возрождалась сила воли и сострадание к другим, даже к самым недостойным. Это было так не похоже на Мина, но восхищало его, как бы он это ни отрицал.

Ведь собственное сердце – прочное алмазное окаменение – беспощадно резало по живому всех, кто к нему прикасался. Оно не знало перемен и текучести времени. Боль осколками застывала в алмазной твердости, навечно запечатанная хранителем. И Лайт не искал ключ к замку, которого просто-напросто не существовало. Это окаменение уничтожалось только изнутри. Лайт увидел не его твердость, а прозрачность. Он обласкал его боль издалека и позволил самому раздавить алмазную огранку, высвобождая то, что запечатано внутри.

Лайт будто прирос к месту, но с очевидно затянувшейся заминкой таки ответил:

– Я не такой хороший, как ты думаешь. Не пример, не идеал. Я лишь делаю вид, что все в порядке, даже если это не так. Даже помогать другим я начал из-за себя. Казалось, это каким-то образом меня спасет – будет платой за мою жизнь. Разве не глупо в такое верить? Но именно это каждый день помогает мне не сокрушаться о своей судьбе. Я не могу изменить то, что случилось. – Он пожал плечами, а потом указал пальцем на Мина, слегка касаясь его груди. – Но у тебя есть шанс, поэтому ты должен принимать помощь других. Особенно, если они искренне хотят тебе помочь.

– Есть только один человек, чью помощь я хочу принимать, – прошептал Мин.

И если бы Прим не вбежала в комнату, он не знал, что сделал бы. Опять попытался бы, забыв, что его уже отвергли? Но девочка прервала их:

– Пи’, пойдемте! Нас зовут на десерт.

И они спустились. Ужин закончился лучше, чем начался. По крайней мере, Мин ловил взгляд Лайта, и пока этого было достаточно. Для этого вечера. Он не знал, что ему со всем этим делать, однако… уже не злился на парня. Докторишка должен быть счастлив; должен получить заслуженное. Его время слишком драгоценно, чтобы тратить его на капризы и обиды Мина.

Если Лайт хотел спасти его от самого себя, Мин собирался ценить каждую секунду с парнем. Как самый драгоценный камень.

_________________________________

(Billie Eilish – ilomilo)

20 глава

Мин в очередной раз приехал в офис сыграть роль наследника и сделать вид, что контролирует ситуацию. А на деле мечтал о скорейшем возвращении отца. Это не его место. И теперь он окончательно в этом убедился.

Спустя два дня Мара сообщила ему, что Нана до сих пор в клинике, только ее перевели в другой корпус с более ужесточенным режимом для тех, кто пытался свести счеты с жизнью. Нил Напат находится сейчас рядом с дочерью, но точное местоположение бизнесмена неделю назад подруге выяснить не удалось. Поэтому требовались доказательства прилета мужчины в Бангкок: запись с камер у ворот особняка Вонгратов, на которой была бы замечена машина американца, вкупе с показаниями Мина давала право полиции предъявить тому обвинение. У отца Мары дядя работал в прокуратуре, поэтому девушка собиралась попросить их о помощи.

– Уверена, что хочешь в это вмешаться?

Мара вела себя иначе с самого приезда Мина, и его это крайне удивляло. Откуда вдруг взялись эти отголоски совести…

– Кем я буду, если снова брошу тебя отдуваться одного? Я не забуду урок, который усвоила благодаря Нане, поэтому с меня причитается.

– Они могут опять попытаться навредить тем, с кем я близок. Нана рассказала Напату и о тебе. Будь осторожна.

– Это они пусть боятся меня! – уже более знакомо повела себя девушка, показывая надменность. – Им вообще повезло, что ты такой невыносимый придурок, и тех, кто терпит тебя, можно пересчитать по пальцам. Поэтому работы будет немного.

Бесстрашию и выдержке Мары позавидовал бы любой, ведь она умудрилась даже угрозу своей жизни свести к саркастичной шутке.

– Я поищу запись и еще раз переговорю с полицией. Медлить нельзя.

– Ты прав. Будем как Сунь-цзы. Идти вперед туда, где не ждут; атаковать там, где не подготовились[59]. – Они с Марой всегда были хороши в командной работе. – Нил Напат сам загнал себя в угол, когда втянул в это твоего отца. Ладно, ему удалось замять случай с его дочуркой, но организовать покушение на известного доктора, главу огромной сети? Если он даже избежит наказания, его репутация, как минимум, запятнается.

Говоря это, Мара разливала его любимый виски по