Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

— Я тоже искала… — фраза повисает вопросительным знаком.

— Вот как, искала?

— Мне плохо.

Андреа слышит, как нечетко произносит слова. Ее тошнит. Пытается снова произнести фразу, но выходит ничуть не лучше. Юнатан смотрит на нее, и вид у него вовсе не такой сердитый, как прежде. Скорее странный. Возможно, грустный. МНЕ ПЛОХО.

— Да, ты говорила, — отвечает он, и Андреа снова хочется на колени, хочется еще пива и косячок. Кажется, скоро будет выступать Боуи? Она не знает, что сказать. Хочется взять его за руку: тогда рука протянется к ней и погладит по щеке, и он улыбнется и обнимет Андреа, как обычно. Но она не желает, чтобы все было как обычно. Пусть все будет иначе. Все должно меняться, развиваться, трава должна зеленеть ярче — по ту сторону, а может быть, здесь все же зеленее, по эту сторону гравиевой дорожки. И вот он уходит. Просто поворачивается к ней спиной и уходит. Может быть, стоит окликнуть его, но Андреа хочется обратно к Йеппе. Смотреть на его узкое лицо, обрамленное светло-каштановыми волосами: никогда раньше она не видела его так отчетливо, он всегда прятался за Каспером, проклятым Каспером, который заслонял собой Йеппе, лишая Андреа возможности любить других. Борода, которая царапает щеки. Нет, она не станет окликать Юнатана. Андреа смотрит ему вслед, и он кажется все больше и больше, хотя расстояние между ними все увеличивается.

— Кто это был? — спрашивает Йеппе, снова усаживая ее себе на колени. Она садится поудобнее. Эти колени — то, что ей нужно.

— Старый приятель, — отвечает она, с удовольствием делая большой глоток пива.

— Похоже, он расстроен.

— Ничего страшного. Мы просто плохо ладим.

Она улыбается, и он целует ее. Почему ты ничего не сказал, Каспер? Может быть, я избавилась бы от тебя гораздо раньше. Время от времени нужно делать выбор. Андреа могла бы броситься догонять Юнатана, но решила остаться здесь и сейчас, и Йеппе протягивает ей косячок, и она вдыхает дым, который меняет все вокруг: пусть мир будет таким, пусть меняется, пусть меняет цвета. Объятия другого, совсем другого мужчины.

Новые и новые мысли, и во всем есть смысл. Все, абсолютно все будет так, как должно быть. Даже то, что она потеряла свой полосатый пиджак, спотыкаясь и падая в толпе, в поисках Йеппе, который внезапно исчез, как только она отлучилась обнять Хельгу. Андреа спрашивает, не видел ли кто-нибудь полосатый пиджак. Это, несомненно, знак. Начать сначала — это вовсе не страшно. Потому что в ту минуту, когда она суетится вокруг, обкуренная до мозга костей, кто-то берет ее за руку и ведет в нужную сторону — к сцене, на которой стоит Дэвид Боуи.

Шары подскакивают и летят ввысь, выше и выше, затем опускаются в толпу. Шары с лицами — светящимися, радостными и грустными.

Она стоит довольно далеко от сцены, но видит его — точнее, знает, что видит именно его: Дэвида Боуи. Слышит, как он поет, и ее обнимают руки, и все пронизано волшебством.

Она чувствует себя исполнительницей главной роли в каком-то фильме, и эта сцена — либо начальная, либо заключительная. Андреа хочется прикоснуться к огромным шарам, но она не достает. Касается рук, которые держат ее, стараясь не потерять (впрочем, разве не она потеряла его первой?). Откидывается назад: а вдруг Йеппе снова исчез и на его месте оказался какой-нибудь незнакомец, но Йеппе по-прежнему с ней.

Стоять, прислонившись к его груди, гладить его пальцы, и Боуи поет, поет специально для Андреа, — но она не слышит, что он поет. Прожектор на секунду выхватывает ее лицо из толпы и проносится дальше. Йеппе обнимает ее, наклоняется к ее уху:

— Пойдешь ко мне домой?

Она оборачивается и кивает. Все, что было раньше, происходило в прошлой жизни. Прошлая жизнь Андреа. Здесь и сейчас начинается ее новая жизнь.

Огни на сцене гаснут. Они берут такси и едут в квартиру, пропахшую дымом и благовониями. В книжном шкафу — все книги Стуре Дальстрема. Несвежие занавески, и он целует ее в шею, в ухо, в глаза. Он взволнован и прекрасен. Его оранжевая рубашка приземляется на стул. Все как надо. Кровать под бархатным пологом. Надежный, верный запах его объятий.

* * *

Они лежат, не говоря ни слова. Наступило утро.

— Голова раскалывается, — произносит он.

— М-м-м, — соглашается она.

— Мне надо на работу.

Он неуверенно обнимает ее, борода царапает ее щеки в торопливом поцелуе. Он встает с постели, натягивает серые брюки, черную рубашку. Слышно, как он пьет воду на кухне. Интересно, где он работает — сегодня суббота, а то и воскресенье? Впрочем, он говорил вчера.

— Можешь остаться и еще поспать, — произносит он, не глядя на нее. Надевает кожаный плащ, хотя на улице наверняка тепло. Андреа не хочет оставаться, но не решается встать и отправиться вместе с ним туда, где день и светло, и потому отвечает:

«Хорошо, спасибо!» — и остается в постели.

— Увидимся, — говорит он и уходит. Наверное, в спешке забыл спросить номер ее телефона. Андреа лежит, уткнувшись лицом в подушку, пропахшую дымом. В комнату врывается солнечный свет.

Еще один жаркий день.

Андреа заявляет в полицию о пропавшем пиджаке. Знает, что это бессмысленно. Валяется, наверное, в глине на дне, как тела на дне канала в Городе Детства. Вот и ее любимый пиджак утонул.

Внутри ничего нет. Центрифуга пуста, Эва-Бритт.

Андреа едет домой к Юнатану, стучит в дверь; еще рано. Она долго плутала в поисках метро. Но вот дверь открывается, и на пороге стоит Юнатан. Не здоровается и вообще ничего не говорит. Она знает, что у нее потасканный вид. Волосы свалялись, макияж остался с вечера. Грязная красная майка и наверняка ужасный запах — ну и что?

— Не знаю, что сказать, — произносит она, — кажется, я столько раз говорила «прости», что это слово больше не действует… Как мальчик из сказки, который должен был заиграть на свирели, когда появится волк, а когда волк наконец пришел… Ну, ты знаешь. Съели этого мальчика. Со свирелью. — Она откашливается. — Я хотела быть с тобой на фестивале, поэтому и позвала тебя с собой… Но потом встретила друга Каспера… Мы давно не виделись, и вот…

— Не надо…

— Но я хочу по крайней мере попытаться. Я хочу попытаться объяснить свои поступки. Почему я делаю то, что делаю. И я знаю, что это мерзко — в очередной раз делать тебе больно, а потом говорить, что я не хотела тебя ранить, и… — Андреа вздыхает. В животе пусто. Она списала номер телефона Йеппе с телефонного аппарата, чувствуя себя воровкой. Пол в клочьях пыли, никотиново-желтая раковина, затхлый запах. Неважно, просто так не бывает. Накуриться, слушая Боуи, переспать, а потом любить друг друга до самой смерти. Нет, любовь случается сама по себе. Настигает, когда меньше всего ждешь. В психиатрической лечебнице, например.