Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

Андреа смотрит на Юнатана. У него усталый вид, и она обращает внимание на его позу: он по-прежнему стоит на пороге, не впуская Андреа внутрь.

— И вот, — продолжает она, — вчера, когда я узнала, что Каспер уже полгода встречается с другой… а я писала письма и звонила, я хотела… Я хотела вернуть его.

— А я и не знал.

— Ну да… Просто все так… Мне жаль…

— Я хочу, чтобы ты ушла.

— Но то, что было между нами… я же все время говорила, что это не любовь, что мы не связаны такими узами. Просто ты был мне очень дорог. Я любила тебя, Юнатан, я по-своему любила тебя.

— Это твое «по-своему» немногого стоит, Андреа.

— То есть?

— У меня нет сил объяснять.

Он закрывает дверь перед ее лицом, перед ее телом, а она стоит на месте. Отзывается эхом в подъезде. Ее ничтожество отзывается эхом. Как можно понять что-то без объяснений?

Что Каспер вот уже полгода любит другую. С самого Нового года. Та знакомая, Лайла, говорила, что у него все хорошо. Лишь несколько месяцев он грустил или злился, или что там еще… а потом… снова нашел… ту, единственную.

Андреа опускается на пол под дверью. Она не будет стучать. Не будет просить и умолять объяснить. Она будет плакать, покуда хватит слез.

* * *

Андреа покупает билет на поезд в Город Детства. Открывает все хозяйские окна в хозяйской квартире. Пусть дует свежий ветер. Протирает подоконники и столы, протирает телефон. Стирает простыни и вывешивает их на солнце. Пылесосит, собирает бутылки в пакет. Долго принимает душ — пожалуй, гель больше пахнет яблоком, чем персиком. Странная пустота. Вытираясь полотенцем, Андреа глотает две таблетки «Имована». На какое-то время они сделают ее большой и сильной, хорошей и готовой идти дальше, выпутавшись из сетей. Какое-то время это чувство будет с ней, и этого времени Андреа ждет не дождется.

В ней сокрыты моря, фонтаны слез — как в глазах Крольчонка из мультфильма про Бамсе. Андреа сжимает полотенце — если бы это был подарок Карла… Микки-Маус протягивает Мимми цветок: LOVE IS.

В больнице (и до) Андреа считала, что страдание — необходимый источник ее творчества, ее движений. Это основа, полагала она. Только боль и печаль; радость — роскошь, счастье просто невозможно, а если и возможно, то только когда кто-то поселится так близко, что полностью заслонит тебя или сделает красивой и любимой, даря тебе существование. Теперь все иначе. Андреа больше так не думает. И от этого тоже пусто. Как расставание с человеком, которого уже не любишь, но с которым вынужден жить… просто чтобы чувствовать, что у тебя есть жизнь, которой можно жить, не думая беспрерывно, кто ты, чего хочешь, к чему стремишься.

Город Детства внутри и снаружи. Приемная гинеколога — господи, давно пора провериться, может быть, внутри сплошные венерические болезни. Андреа листает бульварный журнал. Видит цвета, но не видит формы, не видит слов, потому что в голове Каспер, а рядом с ним — Марика. Они сидят на новом КРАСНОМ диване, уставившись на Андреа. Она сжимает виски: двое не умещаются в голове! Каспер словно становится меньше, Марика вытесняет его из головы Андреа. Марика встает и машет Касперу: иди сюда, любимый, пойдем скорей, мой друг. Такое чувство. Но однажды он принадлежал ей, Андреа. В ее жизни был красивый Каспер: чуть ссутуленный и нервный, огненно-златовласый. У Андреа были его поцелуи, его любовь. Это правда. Так оно и было.

Воспоминание: сцена, украшенная осенними листьями. Раздвигается красный занавес. И он, ее муж, выходит на сцену вместе с остальными. Андреа сидит рядом с Янной, сжимает ее руку и ни на секунду не отрывает взгляда от того, которого любит.

В студии Андреа украсила футляр его скрипки огненно-красной осенней листвой. И вот он кладет скрипку на плечо, прижимает ее к подбородку. Каспер играет. Андреа отпускает руку Янны. Комок в горле. Слезы оттого, что все так красиво: ее возлюбленный ложится в ворох листьев и играет лежа, потом поднимается и ловит ее взгляд. Он улыбается, улыбается ей. «Неужели все это можно потерять?» — думает она после концерта, когда он, быстро поцеловав ее, возвращается на сцену, чтобы собрать инструменты и выпить вина с остальными. Ее тоже зовут, она знает (по крайней мере так сказал Каспер), но она все же не с ними. Андреа не знает, что объединяет этих людей. Она знает лишь, как красива музыка, как она любит скрипача. Она хотела бы, чтобы он принадлежал только ей, чтобы только с ней он делился своей радостью, но так не бывает. Они так близки друг другу, они почти одни во всем мире, они почти проникают друг в друга. Так не бывает, Андреа понимает это. И от этого больно.

Больно. И это не клише. Больно знать, что его любовь достается другой. Что Андреа по-настоящему, всерьез исчезла из его жизни. НЕТ! Не так. С любовью так не бывает! Если она была. Если ты действительно любил. Любовь должна остаться, пусть и в ином виде. Ведь Каспер должен хотя бы иногда вспоминать Андреа с улыбкой? Может быть, он смеется, может быть, у него теплеет внутри от мысли о ней? Когда он вспоминает больницу, бесконечный кофе, страх, когда она сбежала из его квартиры, когда они спустя год обнимались у нее на кухне, когда они занимались любовью, когда она мочилась в лифте — ВСЕ ЭТО!

— Вы, наверное, Андреа, — приветливо произносит дама в белом халате, и Андреа кивает: да, пожалуй, это она. — Пройдите со мной, пожалуйста.

Жестоко. Андреа думает об этом, когда гинеколог отправляется за куратором, оставив Андреа в шоке. Она думает о том, каково это — регулярно резать запястья, чтобы видеть и знать Боль. Не клише и не затасканная метафора, а действительность. Когда жизнь должна быть огнем, безумием, взрывами. Все время яркие цвета — как же она устала от них! Делать боль видимой — но зачем? Разве того, что есть, недостаточно?

Андреа помочилась в пластмассовый стаканчик: здесь всегда проверяют, не беременна ли посетительница.

В горле застрял холодный комок (как ШЛАМ из холодильника).

Это займет лишь пару минут, — улыбнулась врач, и вскоре было видно по лицу:

— Вы беременны.

Странные Слова. Что делать с такими странными словами? Как во сне. В кошмарном сне, который целый день не идет из головы, из-за которого невозможно заснуть следующей ночью — из страха, что кошмар вернется. Что делать со словами из кошмарных снов, которые хочется забыть?

— Скоро вы сможете поговорить с куратором… как вы себя чувствуете? — Андреа знает, что в сумке упаковка из фольги, господин Имован и госпожа Собрил. — Вам плохо?

Андреа поднимает взгляд. А что, похоже, что ей плохо?

— Просто мне трудно это… переварить. — Госпожа Собрил успокаивает, а господин Имован зовет танцевать.

— Конечно, понимаю. Может быть, воды?

Андреа кивает. Кладет руки на стол перед собой. «Вот мои руки, — думает она. — Руки, которые я могла отрубить ради Каспера… Если бы это был твой ребенок. Если бы я могла позвонить тебе и услышать, как далекое становится близким. Каспер, это твой ребенок, что нам делать? Прекрасное „МЫ“. Если бы это был твой ребенок, Каспер! Который привязал бы тебя ко мне. Прижать тебя к стене, ткнуть носом в очевидное. Я не собираюсь избавляться от него, я сохраню наше общее. Это жестоко, но Андреа хочет ребенка только от Каспера. И ты остался бы в моей жизни». Она берет стакан, пьет воду.