Роковая тайна сестер Бронте - Екатерина Митрофанова

— Зачем вы приехали сюда?! — внезапно воскликнул Патрик Брэнуэлл в порыве отчаяния, — Зачем надрываете мне сердце… нет, то, что от него осталось… бесполезными уверениями?! Ведь вы готовы были поклясться, что не любите меня! Вспомните! Так к чему теперь притворяться и делать вид, будто я вам небезразличен, когда мы оба знаем, что это не так!

— Ничего подобного! — миссис Робинсон кипела от негодования.

— Так как же, в таком случае, изволите вас понимать?

— Я думала о твоем же благе, мой мальчик! Вспомни: ведь Эдмунд грозился выставить тебя вон. И он, несомненно, исполнил бы свою угрозу, не внуши я ему, что не люблю тебя.

— Надо сказать, вы были чрезвычайно убедительны, миссис Робинсон. Так, значит, вы восхищаетесь моими стихами? Прекрасно! И вы были со мною лишь для того, чтобы дать пищу моему воображению? Превосходно! В жизни своей я не терпел еще более оскорбительного унижения!

Тонкая, бледная рука пасторского сына инстинктивно сжалась в кулак, а его упрямые карие глаза полыхнули неистовым гневом.

— Неужели я и в самом деле могла сказать подобную глупость? — миссис Робинсон судорожно схватила юношу за руки и устремила на него взор, исполненный подлинного раскаяния, беспредельной нежности и теплоты.

— Прости меня, мой мальчик, — взволнованно повторяла она, порывисто бросаясь на колени и пылко прижимая его изящные запястья к своим губам, — прости… прости!

— Прошу вас, сударыня, немедленно встаньте! — воскликнул юноша, растерявшись от неожиданности, — Вам не подобает находиться в таком положении перед своим… наемным работником!

— Забудь о том, что я была твоей хозяйкой! Я всего лишь женщина. Любящая женщина, находящая радость в своей смиренной покорности воле любимого.

— Вы говорите о своем почтенном супруге, сударыня?

— Как ты все-таки переменился за это время! — горько заметила миссис Робинсон. — Неужели ты сомневаешься во мне? Или… может быть… — она внезапно запнулась и с невыразимою тревогой вгляделась в его лицо, — может быть, ты разлюбил меня? — тихо и очень быстро договорила она и тотчас спрятала глаза под кромкой густых ресниц.

Пасторский сын вздрогнул и отвернулся, глотая слезы, подступившие к его горлу. Сердце его разрывалось от сострадания и любви, вспыхнувшей в своем заветном алтаре с новой неведомой дотоле силой.

Юноша снова повернулся лицом к своей возлюбленной. Она все еще стояла на коленях, судорожно прикрывая глаза ладонями. Он опустился на корточки рядом с нею и, нежно взяв ее за руки, помог подняться.

— Вы же знаете, Аннабелла, что этого никогда не случится, — мягко проговорил он. — Иначе я бы не пришел сюда.

— Так, значит, ты меня простил? — в глазах миссис Робинсон заплясали радостные искорки.

— Я не держу на вас обиды. Но я не в силах понять, зачем вы подвергли нас обоих этому чудовищному испытанию.

С минуту стояло мертвое молчание. Затем Аннабелла Робинсон вскинула на юношу свои прекрасные глаза, горевшие невыразимой мукой.

— Ах, мальчик мой! — прошептала она в порыве безграничного отчаяния. — А ты… Подумай сам: что бы сделал ты, случись тебе оказаться в моем положении. Вспомни: Эдмунд только-только перенес тяжелый приступ. Он был на краю могилы. Его состояние обязывало меня соблюдать осторожность. Малейшая оплошность с моей стороны могла убить его!

— Значит, вы солгали тогда, что любите его? — глаза пасторского сына сверкнули упрямым вызовом. — Солгали, чтобы пощадить его чувства?

Миссис Робинсон стыдливо потупила взор.

— Отвечайте! — гневно потребовал юноша.

Она продолжала молчать, нервно закусывая губу и теребя кружевные оборки у корсажа муслинового платья.

— Или же вы лжете сейчас, что любите меня?! — воскликнул он, вконец рассвирепев.

— Нет! — воскликнула она, сжав его руки в порыве беспредельного отчаяния. — Мой милый мальчик, я честна перед тобою! Я не лгала ни тогда, ни теперь!

— Как это понимать?! — в бешенстве прогремел пасторский сын. — Вы, сударыня, противоречите самой себе! Тогда, если мне не изменяет память, вы готовы были поклясться в том, что не любите меня! А теперь заявляете, что это не так. Как же трудно выудить правду из этого бесконечного клубка лжи!

— И все же я не солгала тогда! Вспомни: я ведь так и не дала этой клятвы!

— Но вы готовы были дать ее! Разве это не все равно? — он отвернулся, нервно постукивая кончиком указательного пальца по нижней губе.

Миссис Робинсон быстро обошла его и встала к нему лицом.

— Вспомни! — отчаянно шептала она, молитвенно сложив руки у груди. — Вспомни, чего мне стоило сделать это ужасное признание!

В ее глазах стояли слезы — ни дать ни взять такие же, как в те страшные часы испытания, когда он, затаив дыхание, наблюдал за нею из-за ширмы. В этих слезах, как в прозрачном сосуде, отражались оттенки самых глубоких, подчас противоречивых чувств: отблески надежды и отчаяния, упорства и смирения, степенной благородной мудрости и трогательной беспомощной наивности. Эти бездонные зерцала словно заключали в себе все заветные тайны мироздания… самое Жизнь и Смерть.

Пасторский сын безмолвно глядел на нее, и сердце его исполнялось бесконечной нежности и тайного благоговения перед этой женщиной. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не заключить ее в объятия и не осушить ее слезы тысячей горячих поцелуев.

— И все же, — проговорил он, справившись со своим волнением, — вы много раз повторяли мистеру Робинсону, что не любите меня.

В тоне юноши уже не было язвительного оттенка упрека; в нем звучала лишь безысходная, невыразимая скорбь.

— Но я не поклялась ему в этом! А если бы и поклялась, Господь простил бы мне эту ложь, ибо она была бы ложью во спасение!

— Но вы ведь уверяли его в своей любви, Аннабелла! Только не говорите мне, что это тоже ложь во спасение!

В тот момент в вас было столько естественной, беззаветной пылкости, что я едва не сошел с ума от бешеной ревности и отчаяния!

Помолчав немного, миссис Робинсон тихим, усталым голосом проговорила:

— Но ведь Эдмунд — мой законный супруг… отец моих детей… Не забывай, мой мальчик, я стольким ему обязана!

— И вы… вы любите его! Вот — чистая правда! Вы лгали мне, когда уверяли, что это не так!

Миссис Робинсон мягко и осторожно, словно ребенка, взяла юношу за руку и повела за собою вдоль песчаной насыпи навстречу бескрайним просторам пустоши.

— Выслушай меня, мой дорогой мальчик, — ласково проговорила она, в то время, пока они пробивали себе дорогу сквозь буйные заросли вереска к подножию могучего кряжистого холма, — Мне очень жаль, что тебе пришлось стать случайным свидетелем той злосчастной беседы, но раз уж так вышло… Я не стану травить тебе душу, скрывая правду. Я и в самом деле любила когда-то Эдмунда. Лишь глубокое, беззаветное чувство, какое я питала к нему в годы своей юности, могло заставить меня вступить с ним в брачный союз.