Шут и слово короля - Наталья Сапункова

— Ну вот, у меня отняли даже это! — Аллиель с горьким смешком отвернулась, — он твой брат, а не мой? Ну и ладно. Слушай, я не морочу ему голову! Это правда. Я просила его быть моим братом, вот и все. Я не давала ему слова! Никогда! Моему жениху — давала, а ему нет!

— Какая чушь, — покачала головой Милда. — Твой брат? Да он и минуты так не считал, можешь мне поверить. А твой отец еще три года назад пообещал ему тебя в жены!

— Отец такого не обещал, — Аллиель отвернулась.

— Ха! А ты спроси у него. Но это неважно, в конце концов. Он влюблен в тебя, ты ведь не можешь не знать.

— Я в этом виновата? Послушай, я его видеть не хочу. Его особенно. И вообще, я уйду в монастырь сразу после свадьбы.

— Нет, точно ненормальная! — в сердцах воскликнула Милда, — да что случилось-то?

— И это ты у меня спрашиваешь? Ты?

— А что я? — сбитая с толку Милда только моргнула, — почему бы мне не спросить?

— Ты же тоже вчера вышла замуж. Значит…

— Значит?.. — Мила наморщила лоб, честно пытаясь уразуметь, в чем проблема, — ты не могла бы не тянуть кота за хвост, подруга?

— Я просто сегодня все поняла. Я была у Ниалы, то есть, у графини Бьяри… она тоже венчалась вчера. Я зашла к ней утром. Понимаю, мне должны были сказать позже, перед самой свадьбой, — Аллиель, которую оживила было встреча с Милдой, снова побледнела и у нее задрожали губы.

— Что ты поняла? Прости, подруга, я, должно быть, тупой уродилась, но… А-а… — внезапно до Милды дошло, — ты выяснила, в чем заключаются супружеские обязанности, что ли? Что такое первая брачная ночь? — больше всего леди Лаленси хотелось расхохотаться, но несчастный вид Аллиель Кан удержал ее от этого.

— Ты что, совсем-совсем ничего не знала, совсем ничего? Думала, супруг тебе только ручки целовать будет? Ах, да, брат же говорил, что ты с пеленок в монастыре жила. Естественно, что бы тебе рассказали о жизни те сушеные дуры, которые сами в ней ничего не смыслят ни на медяк?

В монастырях не жаловали цирки, поэтому Милда ответно не жаловала монашек, к тому же, как назло, те немногие, которых она встречала, казались ей злобными и недалекими. Так что теперь она взглянула на Аллиель с откровенной жалостью, как на убогую — что с ней сделали, с бедняжкой?

— А ты все знала? Постой, я слышала, что циркачки теряют невинность задолго до свадьбы, значит, ты… у тебя… в общем, ты уже…

— Да все в порядке у меня было с невинностью, еще вчера, — отрезала Милда. — Какие ты слова знаешь! Знаешь, что невинность теряют, да? А ты как полагала, куда тебя надо поцеловать, чтобы она потерялась, твоя невинность? — не смогла она удержаться, чтобы не поддеть, — а когда на свадьбах простыню вывешивают — откуда кровь, по твоему, от поцелуев?

До сих пор бледная, Аллиель начала краснеть. Она, действительно, представляла себе все это по-дурацки и совсем неверно, а правда, неприглядная, да чего там, просто до жути противная, открылась ей сегодня в перемешанном со слезами рассказе бедняжки Ниалы, которой было так плохо, что ее пришлось приводить в чувство. А когда Ниала с отвращением поведала, что жидкость, которую мужчина оставляет на простыне, тошнотворно пахнет сырой рыбой, и ее чуть не вырвало — Аллиель была добита окончательно. Как же со всем этим жить?! Именно поэтому визит Милды в алом платье, тоже новобрачной, был как глоток воздуха, и неважно, чья она там дочь и сестра. Сидит вот, над ней посмеивается, веселая, довольная.

— К тебе сегодня приглашали врача?

— Зачем?..

— И, что же, тебе не было больно? Или было?

— А, вот ты о чем. Может, и было, но так, что об этом и говорить не стоит, — Милда подвинулась к ней, улыбнулась, — мой муж… он сначала зацеловал меня до бесчувствия, так что я была как не на этом свете и вообще не поняла, как оно вышло. Да нет там никакой особой боли! Ты что, не падала, не ушибалась, руки не обжигала? Это больнее!

— Но моя подруга Ниала… да там даже на полу кровь была! — и Аллиель все рассказала, все-все.

Милда лишь потрясенно покачала головой.

— Только одно скажу, дубина дубовая он, этот муж твоей подруги! Это же надо так… — Милда уже давно не заботилась о том, чтобы говорить как леди.

— Граф Бьяри?

— А что, граф не может быть дубиной? Ну да ладно, они и без нас разберутся. Я про такое слышала. Но это очень редко бывает, очень. Я имею в виду, когда девичья преграда такая крепкая, что порвать трудно. Я слышала, как хозяйка о таком рассказывала, мне лет десять было. Я же в цирке выросла, точнее, сменила пять цирков, пока добралась до того, где Эдина встретила… и моего Якоба. В цирках много женщин, они любят почесать языками, когда выпадает минутка! Так вот, речь о том, что не повезло одному бедолаге, не мог взять свою новобрачную, пришлось вести ее к повитухе, та ножницами… и готово дело. Дальше все было хорошо.

— Ножницами?! — Аллиель отшатнулась, потому что ее воображение снова изобразило нечто кошмарное.

— Ну конечно! Посуди сама, что лучше — силком рвать то, что плохо рвется, или умелой рукой разрезать? Да справился бы тот парень, просто любил, мучить не хотел, раз уж не пошло дело. Я не знаю, как и почему, просто слышала, говорю же. А этот граф Бьяри… А может, унизительно ему было, в таком деле к лекарю обращаться. Может, забоялся, как бы не открылось все, смеяться не начали? — Милда ощущала себя на сто лет старше и мудрее Аллиель Кан… — А вообще, если муж тебя любит и беречь станет, и если сама любишь, то нечего тут бояться, вовсе нечего.

— И не противно? — Аллиель немного расслабилась, но конца еще не поверила.

— Не-а… наоборот! Если любишь. Если муж противен, тогда конечно. А твой барон красавчик, я слышала, — в ее прищуренных глазах зажглась хитринка, — выйдешь замуж, благодарность Всевышнему, а мой брат спокойно уедет. Ну, погорюет малость, ему только семнадцать! Утешится, об этом и беспокоиться нечего. Была же у него зазноба в Гринзале?

— Что?.. — Аллиель слегка растерялась, а Милда подумала, не хватила ли лишку.

— Да ладно, пустяки, — она махнула рукой. — Ты жениху улыбнись, пококетничай. Вам ведь хорошо вместе, раз ты так за него держишься?

— Мне не нравится, как от него пахнет, — вдруг выпалила Аллиель и опустила голову.

— Не моется?.. — после паузы осторожно уточнила Милда.

— Нет, не в том дело. Все равно запах, такой тонкий, слабый… Ниала вот ничего не чувствовала.

— Ну, не знаю, — Милда слезла с кровати, прошлась по комнате туда-обратно, — может, и привыкнешь. Нет, конечно, лучше, чтобы жених был хотя бы не противен. Ты уж сама думай, подруга, времени у тебя было немало… да и есть пока!

— Шутишь?..

— Какие шутки? Ты сидела сколько-то лет в своем монастыре и знала, что это кончится, ты на волю выйдешь. А замуж — это навсегда, так ведь? Никогда не кончится. Разве ты сможешь развестись?