Мэрилин Монро - Дональд Спото

«Нас это сейчас не интересует, — добавил Джо, оттягивая жену от журналистов. — Мы находимся в свадебном путешествии». Однако время протекало в не слишком-то веселой атмосфере.

Во время стоянки в Гонолулу им мало удалось отдохнуть. Толпа поклонников с воплями «Мэрилин!» прорвалась на летное поле, и фанаты, окружив актрису, таскали ее за костюм и пытались выдернуть хоть прядку волос. Она впала в самую настоящую панику, а шестеро полицейских бросились вперед, чтобы эскортировать супружескую пару в здание аэровокзала. «Власти аэропорта, — сообщалось в телеграмме, переданной агентством Юнайтед Пресс Интернэшнл, — заявили, что уже много лет ни одна кинозвезда не сталкивалась со столь горячим и полным энтузиазма приемом».

2 февраля они прибыли в Токио, где (по сообщению журнала «Тайм») Джо вновь «остался почти незамеченным, поскольку тысячи японцев толпились и проталкивались, чтобы увидеть его жену. Обожатели Мэрилин так сильно напирали на приехавшую пару, что супруги оказались вынужденными возвратиться на борт самолета, спасаясь позднее бегством через багажный люк». В отеле «Империал» двести полицейских пытались восстановить порядок, после того как поклонники Мэрилин — добиваясь возможности увидеть ее хотя бы на минутку или, по меньшей мере, сфотографировать занимаемый ею номер — учинили форменный разгром, заскакивая в фонтан, толкаясь в заклиненных вращающихся дверях и разбив кучу стекол. Толпа выла и вопила, не желая расходиться, пока Мэрилин не помашет им рукой с балкона, и звезде, хоть и неохотно, пришлось показаться на нем со словами, что она, конечно же, любит своих зрителей, но это зашло уже слишком далеко: к ней отнеслись так, словно она какой-то заезжий «диктатор или нечто в этом роде».

Именно тогда Джо, по словам Лефти О'Доула, впервые отдал себе отчет в том, насколько слава Мэрилин превосходит его популярность. После осознания этой истины Джо стал брюзгливым и желчным. Он позволял ей выходить из отеля только на бейсбольный матч и только в своем обществе: «Мэрилин, никаких магазинов, никаких покупок. Толпа растерзает тебя». Она не спорила с ним и не возражала, но О'Доул заметил, что актриса чувствовала себя оскорбленной, когда ей отдавали распоряжения.

Что касается Джо, то еще большее возмущение охватило его на следующий день, во время пресс-конференции, организованной вроде бы в его честь. Все вопросы относились к Мэрилин, и ей пришлось едва ли не со стоическим спокойствием давать не подготовленные заранее ответы по самым интимным делам:

— Согласны ли вы с рапортом Кинси? — «Не до конца».

— Спите ли вы нагишом? — «Без комментариев».

— Ходите ли вы естественной походкой? — «Я хожу с момента, как мне исполнилось шесть месяцев».

— От какого зверя мех на вашей шубе? — «От "Фокса", а не от "Двадцатого века"»[258].

— Носите ли вы белье? — Тут Мэрилин бросила на переводчика убийственный взгляд и ехидно ответила в стиле Роуз Лумис (из «Ниагары»): «Завтра я непременно куплю себе кимоно». Нетрудно догадаться, как реагировал Джо, когда токийская пресса окрестила его жену «Достопочтенной Актрисой, Виляющей Ягодицами».

Ситуация, в которой очутился Ди Маджио, еще более осложнилась на следующий день, 3 февраля. Именно в тот момент, когда Джо изо всех сил пытался отделить Мэрилин от прессы и публики, пришло приглашение от генерала Джона Э. Халла, командующего Главной ставкой американских войск на Дальнем Востоке. Если ему удастся получить необходимое для этого правительственное разрешение, а также добиться одобрения со стороны всех заинтересованных служб и организаций, в том числе международных, то не согласится ли мисс Монро[259]посетить американские части, все еще расквартированные в Корее, чтобы немного развлечь наших парней наскоро импровизированным единоличным представлением? Так как дни Джо и Лефти были до отказа заполнены бейсболом, а вечера, причем допоздна, — встречами с токийскими спортивными журналистами, то Мэрилин сочла это великолепным приглашением — продолжающим традиции тех артистов, которые приезжали петь для ребят в армейских мундирах. Однако Джо был настроен решительно против; по словам его друзей, «дела начали складываться скверно уже во время их свадебного путешествия, [когда] какой-то генерал попросил ее приехать в Корею... Мэрилин вопросительно взглянула на Джо. "Это твой медовый месяц, — сказал тот, разводя руками. — Поезжай, если хочется"». И она поехала. 8 февраля Мэрилин получила от соответствующего армейского ведомства разрешение за номером 129278 как артистка кабаре, и ей вручили документы, дающие возможность пуститься в Корею.

На протяжении четырех дней, начиная с 16 февраля, Мэрилин в обществе Джин О'Доул и офицера по организации досуга Уолтера Булле разъезжала на самолетах, вертолетах и открытых военных джипах, побывав в десяти зимних лагерях, где свыше ста тысяч солдат и тринадцать тысяч морских пехотинцев приветствовали ее на двенадцати представлениях оглушительным ревом и сверхпродолжительными аплодисментами. Только в течение двух дней зрителями Мэрилин были благодарные подразделения третьей, седьмой, двадцать четвертой и сороковой армейских дивизий — шестьдесят тысяч молодых мужчин. Большинство из них никогда не видели ни единого фильма Монро, потому что в период обретения ею славы они уже находились в армии. Однако эти парни видели ее фотографии, календарь, разные снимки — словом, тысячи ее портретов в газетах и журналах[260].

На каждой очередной стоянке Булле высаживался первым — словно фокусник, который сопровождает проходящее представление и как раз сейчас собирается вытащить кролика из шляпы. Следом за ним вместо пушистого белого кролика выпрыгивала Мэрилин; трепеща ресницами и посылая во все стороны воздушные поцелуи, она старалась утихомирить роившиеся от солдатских униформ склоны соседних холмов и пригорков. На ней были натянуты оливково-коричневые брюки, куртка-ветровка, а в мочках ушей поблескивали сережки с имитацией бриллиантов — так она выглядела, пока не переоделась к выступлению. А вот тут, невзирая на резкий ветер и низкую температуру, она надевала прилегающее к телу платье цвета лаванды[261], которое потом сохранила до самого конца жизни в качестве своего рода реликвии. На сколоченных наскоро подмостках она пела, в частности, свои коронные номера: «Бриллианты — вот лучшие друзья девушки» и «Сделай это еще разочек». Температура сразу повышалась на пару градусов, особенно когда она исполняла вторую песенку, слова которой словно бы ставили под сомнение название первой.