Лука, или Темное бессмертие - Франк Тилье

Согласно информации, полученной в Управлении, описание, данное свидетелями, соответствовало внешности Марка Гриффона. Копы извлекли его фотографии из Интернета. Гинеколог, пятьдесят лет, выглядит намного старше своего возраста: лоб обрамлен редкими седыми волосами, на щеках морщины, глубокие и черные, как акульи жабры.

У Николя, который видел Луку, не оставалось никаких сомнений: Марк Гриффон – отец малыша.

После возвращения Люси Шарко принял решение нанести удар в две точки одновременно: по месту работы и по месту проживания. Пока оставшаяся часть группы и еще одна приданная команда направлялись в Шене, роскошный пригород на юго-западе столицы, Николя и Одри мчались в частную клинику «Шатенре», расположенную недалеко от парка Монсури. По полученным данным, Марк Гриффон руководил в этом заведении отделением репродуктивной медицины.

Незадолго до этого Паскаль подтвердил: «Шатенре» значится в списке клиентов Арно Демоншо, и тот посещал ее дважды в месяц – с частотой выше среднего. Именно в этой клинике состоялось зачатие Эркюля, «ребенка-лекарства», в начале 2012 года, проведенное лично Марком Гриффоном.

Большие тонированные окна, матированная сталь, трава, подстриженная почти под корень, и безукоризненно прямые линии – эта клиника принадлежала будущему. В вестибюле стены из зелени, винтообразные лестницы, прозрачные кабины лифтов… Предъявив полицейские удостоверения, копы потребовали в регистратуре, чтобы их проводили в отделение репродуктивной медицины. Пока они поднимались на третий этаж, секретарша проинформировала их, что Марк Гриффон, который обычно консультирует по утрам, сегодня не вышел на работу. Николя предупредил Шарко, отправив эсэмэс, в ожидании прихода замдиректора.

Кристиан Олейе, сорокалетний мужчина в белом халате, подтянутый и прямой, как пробирка, принял их в своем кабинете пять минут спустя.

– Что случилось?

Николя был краток: Марк Гриффон подозревается в совершении ряда преступлений. Он заявил об исчезновении своей жены в море в 2013 году, в то время как ее труп был обнаружен в лесу в Манси. Он, по всей вероятности, имплантировал эмбрион, несущий его сперму и яйцеклетку его жены, в матку суррогатной матери, которую преследовали и жестоко убили некие лица…

– Список еще длинный, – добавил Николя, глядя, как меняется на глазах лицо Кристиана Олейе. – Группа выехала к нему на дом, чтобы допросить и арестовать. Нам нужно, чтобы вы ответили на все наши вопросы, избегая выражений вроде «медицинской тайны», потому что в данном случае это не пройдет.

Замдиректора не стал хитрить и дрожащим голосом, свидетельствующим о полном упадке духа, выразил готовность сотрудничать со следствием.

– Профессор… профессор в последние недели был сам не свой. Он замкнулся, не хотел никого видеть, часто отсутствовал, пропускал назначенные встречи. Я чувствовал, что его что-то беспокоит, мучает. Значит, это было связано с тем, о чем вы рассказали? Поверить не могу…

Он казался глубоко подавленным. Большим пальцем вертел обручальное кольцо на левой руке. Через несколько секунд он взял себя в руки и спросил:

– Что именно вы желаете знать?

– Кем он был, в чем заключалась его работа в клинике. Расскажите также об оплодотворении его жены Мэгги в 2012-м.

– Профессор – один из самых блистательных специалистов, каких я только знаю. Он участвовал в создании и развитии нашего отделения на протяжении вот уже пятнадцати лет, наперекор всем стихиям. Было время, когда его называли «Доктор Надежда», потому что он делал больше двухсот ЭКО в год с исключительным показателем успешных операций. Люди приезжали со всей Франции, чтобы пройти через его руки.

– Приезжали?

– Семейная трагедия глубоко его подкосила. От его жизнерадостности и следа не осталось. После черной полосы он с головой ушел в работу. Хотя он по-прежнему руководит нашим центром, теперь больше половины своего времени он уделяет исследованиям старения, второму своему коньку.

– Старения? Что именно он исследует?

– Деградацию клеток, запуск генетических процессов, которые означают медленное продвижение к концу жизни. Здесь он видит, как клетки рождаются и делятся. Там он наблюдает, как они умирают, и пытается понять почему. Вот уже несколько лет, как стало известно, что одной из причин старения является износ теломеров, коротких сегментов ДНК, которые покрывают окончание каждой хромосомы и действуют как защитный слой, предохраняющий ее саму от изнашивания. Эти теломеры укорачиваются при каждом клеточном делении, становясь слишком короткими, чтобы защитить хромосому. Она начинает портиться, что влечет за собой дисфункцию клетки и старение тела. По данным последних исследований, этот износ с момента рождения запрограммирован генетическим кодом. Другими словами, старение не является фатальной неизбежностью, ему можно помешать, манипулируя генами. Вместе со своей группой профессор надеется разрушить врожденную запрограммированность и таким образом затормозить износ теломеров.

Николя с трудом представлял себе масштаб последствий. Что произойдет, если человек будет жить сто пятьдесят или двести лет? А если больше?

– Где он работает? В какой компании?

– «TechViva», биотехнологическая фирма, расположенная в Булонь-Бийанкур.

Одно из предприятий Мишеля Ортмана… Копы обменялись понимающим взглядом: тот факт, что бизнесмен замешан, больше не вызывал никаких сомнений. Николя показал фото Эмилии Робен на своем телефоне. Замдиректора заверил, что не знает ее, и не нашел ее имени в картотеке пациентов центра. Если верить информатике, суррогатная мать никогда не проходила оплодотворения в этой клинике.

– И тем не менее в 2016 году ее оплодотворили эмбрионом из вашей клиники, – пояснил Николя. – Если точнее, это эмбрион младшего брата Эркюля, ребенка-лекарства, созданного в ваших стенах в 2012-м. Один из сверхкомплектных эмбрионов, которые некогда были заморожены. Простой вопрос: возможно ли это? Могла ли подобная процедура ускользнуть от вашего контроля?

Лицо врача скривилось, и возникла пауза, указывающая на то, что в его голове зародилось зерно сомнения. Когда скрытый период завершился, он заговорил:

– Подпольное, незаконное оплодотворение, проведенное здесь, в наших стенах, так, что не осталось никаких следов ни в компьютерах, ни где-либо еще, решительно невозможно. В течение дня об этом и думать нечего, в центре слишком много народу. А ночью повсюду работают камеры наблюдения, служба безопасности систематически проверяет все входы в любое отделение клиники. Конечно, профессору часто случалось… задерживаться допоздна и оставаться одному в центре репродуктивной медицины. Но он не сумел бы провести сюда женщину, чтобы… чтобы оплодотворить ее, пришлось бы подкупить слишком многих. Я не вижу, каким образом…

– Но если женщина не могла прийти к нему, мог ли он прийти к ней? – спросила Одри. – Вынести отсюда эмбрион и оплодотворить ее где-то еще?

Замдиректора сохранил спокойствие, услышав предположения, которые могли бы заставить его подскочить до потолка.