Берег тысячи зеркал - Кристина Ли

— Да что не так с моим корейским? — вскипаю, забывая и про мужчин, которые ждут пока мы выйдем, и про то, зачем вообще сюда прилетела.

— Все не так, профессор, — Сан, наконец, прекращает смеяться, и отвечает: — Вы велели не "оставаться здесь", — поправляет, а я хмурюсь и краснею только сильнее. — Вы сказали "встать здесь".

— Черт, — выругавшись, я открываю дверцы и нагло сбегаю от позора.

Вот тебе и попытка похвастаться тем, в чем не была уверена. У них же диалектов тьма, и вообще, надо позвонить "моему учителю" и потребовать кучу денег обратно. Еще и моральную компенсацию запросить за такой позор.

Дальнейший час я провожу в компании начальника станции и главы научной группы. Сосредоточиться не удается ни на минуту. Вид того, как Сан стоит надо мной, подобно тени, бесит. Как не пытаюсь успокоиться, волнение давит на виски, и я допускаю столько ошибок, что впору уволиться.

Ли Чон Сок явно снисходителен ко мне, потому терпеливо помогает снять показания сейсмоактивности. Как я и предполагала, амплитуда толчков оказывается незначительной. Всего четыре бала по Рихтеру, и кажется, переживать не о чем. Но я помню просьбу Вадима Геннадьевича проверять все, что касается острова, тщательно и с особой дотошностью.

Мои вопросы настолько детальны, что вызывают недоумение и явное разочарование на лицах корейских коллег. Не думали же они, что я здесь для галочки? Сан и вовсе стоит мрачнее тучи, выглядит еще холоднее, и замкнут. Видимо, ему не нравится то, какой я стала.

Выходит, больше нравилась неумелая растоптанная дура? Самодостаточная женщина не интересна?

Злость вынуждает ускориться. Не хочу видеть его. Не могу, и не собираюсь терпеть такое отношение. С чего бы я должна извиняться? Мы не были в отношениях. Мы были никем друг для друга.

Действительно никем, если он ведет себя, как напыщенный осел. И я тоже хороша. Не слепая же?

К концу работы, которая длится вот уже третий час, я соглашаюсь с заверениями всех коллег. Однако прошу предоставить копии их последних данных. Это важно для создания геологической модели острова. Ведь передо мной стоит задача узнать его предполагаемый возраст, и отыскать уникальные месторождения. Вадим Геннадьевич уверен, что остров едва ли не единственное место скопления самых редкостных ферсиалитных минералов.

Забрав все материалы, я снова сажусь на борт пыточного инструмента. Колкий взгляд его пилота, приводит инстинкты в действие. В этот раз не собираюсь показывать страх. И нечего успокаивать меня, за руки хватать, и проявлять заботу. Хмурюсь, и сама закрепляю ремни, напрочь, не обращая внимания на своего "водителя". Еще чего. Хватит. И крестик надо бы потребовать обратно. Зачем он ему?

Взлетая, Сан краем глаза осматривает меня, но я отворачиваюсь. Волнуется? Ну, конечно. Больно надо, если следом он снова превращается в монолитный холодный валун. За пеленой злобы и раздражения, в удивлении понимаю, что ни разу не закрываю глаза во время полета. Возможно, потому что в этот раз Сан, за каким-то чертом, облетает половину острова. Пейзаж выглядит завораживающе красиво. На какое-то время я забываю, что сижу в кабине монстра. Сердце гулко стучит, на лице появляется восхищенная улыбка, а глаза не отрываются от невозможно яркой зелени тропического леса. Он так явно контрастирует с абсолютно черными склонами Когтя, что подобная картина завораживает. Широкая кальдера похожа на величественную корону острова, его венец, усыпанный бесчисленными сверкающими осколками и крошкой вулканического стекла.

Я верчу головой, чтобы не пропустить ни клочка этой красоты, и кажется, забываю обо всем. Забываю, пока не улавливаю холодный взгляд. Он темный, но смотрит не на меня, в нем отражается небо, и вся синева перед нами.

Сердце неприятно жалит обида, и боль. В его глазах больше не осталось места для меня. Это логично. Это правильно. Так, наверное, и должно быть.

Пейзаж остается единственным приятным моментом этого дня. Ведь, не успев приземлиться, Сан сбегает. Он удирает, оставляя все на Джеха. Майор Пак выходит встретить нас, однако, мужчине не удается и слова проронить. Он только, хмурясь, "целует" спину друга. Замечаю его намерения устроить мне допрос, и пользуюсь тем же способом, что и самодур. Выскакиваю из салона, и, не проронив ни слова, ухожу прочь. В другую сторону, и подальше.

Со временем легче не становится. Сан намеренно меня избегает. Мы и так почти не видимся в расположении, но, как только наши пути пересекаются, он исчезает мгновенно. Испаряется так, будто мираж.

Когда, через несколько дней, мы приходим ужинать в общую столовую расположения, Сан и вовсе поднимается и уходит. Намеренно не заканчивает трапезу, и причина очевидна — это я. Ведь в другие дни, его вообще не было ни за завтраком, ни за обедом, и тем более за ужином.

На диету сел, что ли?

Я опускаю взгляд в миску с лапшой, и замираю.

Все кончено, и надо бы мне понять это. Понять и прекратить подобный фарс. Прошло два года, а мы ведем себя, как подростки. Нужно с ним поговорить.

В памяти всплывает наш последний "разговор". Кажется, это было в прошлой жизни. Таким нереальным вспоминается тот момент. Те дни, что провела в его доме, с его семьей, и с ним.

Я не могла поступить иначе. Как же он не понимает?

Сейчас я отчетливо знаю и вижу это. Два года назад у нас не было ни единого шанса остаться вместе. Это было бы неправильно по отношению к Алексею. Чудовищно. А на горе, счастья не построить. Я не могла вот так взять и наплевать на то, что натворил мой отец. Ведь Алексей не проходил должное лечение из-за меня. Я едва сумела справиться с таким огромным чувством вины к одному мужчине, и тут — на тебе, Вера. Получай еще в довесок и боль другого.

Хуже всего, осознавать, что теперь-то у нас есть реальный шанс. Я даже закрыла глаза на то, что Сан тоже летчик. Этому поспособствовали долгие вечера и тихие беседы с Лешей. Он сумел убрать из моего сердца этот страх. С трудом, но я пересилила его и сама.

Потому сейчас мне больно. Ужасно больно понимать, что я теряю настоящий шанс на счастье. Я была бы с ним самой счастливой. Я знаю это. Однако если Сан остался нужен мне, я ему уже нет.

Закрыв глаза, зажмуриваюсь, и резко распахиваю их. Хватит. Значит, так тому и быть. Я со злостью опускаю на металлический стол палочки, и он издает противный писк. Фелис едва не роняет в свой суп очки,