Интимная история человечества - Теодор Зельдин

в истории гостеприимства. Сегодня в богатых странах гостеприимство означает прежде всего прием друзей или знакомых у себя дома; но когда-то это значило открыть свой дом для совершенно посторонних людей, накормить любого, кто захочет прийти, позволить им остаться на ночь, даже умолять их остаться, хотя вы о них ничего не знали. Этот вид открытого гостеприимства вызывал восхищение и практиковался практически во всех цивилизациях, как будто он удовлетворял одну из базовых человеческих потребностей.

Когда в 1568 году в Нагасаки неожиданно приехал один европейский миссионер, ему три ночи подряд предоставляли буддийский храм для проживания и банкеты. Радушный прием длился до тех пор, пока он не отказался от роли незнакомца и не начал вмешиваться в вопросы местной политики. По-литовски «гость» – «член клана» (svetjas), потому что, поев и поспав в чужом доме, гость становится членом клана хозяина. В Албании хозяин, оказавший гостеприимство незнакомцу, был обязан отомстить любому, кто причинит тому вред, прежде чем он доберется до следующего пункта. В Ирландии в VII веке о короле Коннахта Гуайре говорили, что «он так часто раздавал добро, что правая рука у него стала длиннее левой». Он понимал гостеприимство так: если к нему приходит толпа из 150 поэтов, «и столько же учеников, столько же камердинеров и столько же женщин», он обязан построить специально для них помещение и дать им все, что они просят, хотя они и испытывали его щедрость самыми возмутительными требованиями самых редких продуктов. В истории это осталось как свидетельство его добродетели: он терпел их один год и один день и только после этого намекнул, что им пора бы уходить. В «Великом плане» Китая (III тысячелетие до н. э.) «развлечение гостей» упоминается как одна из восьми целей правления. Древние индийские тексты требовали, чтобы каждый человек ежедневно совершал пять жертвоприношений: Мировому Духу, предкам, богам, всему живому и, наконец, «людям, проявляя гостеприимство». Слабые, очень слабые отголоски таких традиций остались во фразе «Привет, незнакомец».

Ослабление традиции гостеприимства впервые было замечено в Англии XVI века, когда епископов обвинили в том, что они ограничивают его лишь друзьями и родственниками. Как только богатые назначали раздатчиков милостыни, чтобы те выполняли за них благотворительную работу, они теряли прямую связь со своими гостями. Когда чиновники беспристрастно разобрались с проблемой, гостеприимство навсегда утратило свой размах. В XVIII веке Смоллетт писал, что английское гостеприимство – это обман. Французская энциклопедия объяснила этот спад тем, что слишком много людей путешествует и слишком многие мыслят категориями коммерции. Бескорыстное радушие было вытеснено индустрией гостеприимства и сохранилось только в отдаленных и бедных регионах: в Андалусии в ХХ веке все еще приглашали совершенно незнакомых людей разделить трапезу, даже в ресторан; путешественников продолжали удивлять сельская Греция и бедуинская Аравия. Но осталось мало мест, где всем желающим было разрешено рвать фрукты из садов, как это когда-то было в колониальной Вирджинии, где сделать подарок считалось за честь, а увидеть новое лицо – за удовольствие. Разносчик, торгующий необычными товарами, странник, рассказывающий удивительные истории, незнакомец, принесший интересные новости, в век телевидения и супермаркетов больше не нужны.

Новый этап в истории наступает тогда, когда этот древний и простой вид гостеприимства уступает дорогу более глубокому его пониманию, меняющему направление человеческой деятельности. Это происходит, когда люди проявляют гостеприимство к странным идеям, к мнениям, которых никогда раньше не слышали, к традициям, которые кажутся им совершенно чуждыми, и когда встречи с неизвестным меняют их взгляд на самих себя. Когда зарубежные поездки становятся необходимостью, а не исключением, когда в новостях по ТВ больше рассказывают об отдаленных уголках мира, чем о собственном городе, когда эмоции вызывают горести совершенно незнакомых людей, происходящее в других местах становится одним из важнейших факторов формирования нашего образа жизни. Теперь уже невозможно решить, что делать, если не знать, как поступают в таких случаях другие люди. Это более глубокое гостеприимство, потому что это не просто вежливость, вы на время проникаетесь новыми идеями и эмоциями. Чтобы это произошло, мозг должен работать непривычным образом.

Ученые выяснили, что мозг состоит из десяти миллиардов клеток, каждая из которых способна создать 5000 нейронных связей, и многие связи так и не создаются, а сообщения, чувства, впечатления и мысли так и не откладываются, а просто слепо сталкиваются друг с другом без какого-либо результата. Я поехал в Россию, чтобы посмотреть, что люди будут делать со своим мозгом после того, как внезапно обрели свободу думать и говорить то, что им заблагорассудится, и увидел, что политическая свобода – это всегда лишь первая стадия: разуму приходится бороться за то, чтобы вырваться из привычного шаблона, политическая свобода не делает его свободным автоматически. Ученые-когнитивисты доказали, что в связях, образуемых в мозгу, в категориях, которыми он оперирует, в том, что он считает важным, а что игнорирует, если не вмешиваться, он имеет тенденцию следовать устоявшимся шаблонам. Вот почему в истории столько упущенных возможностей, столько мыслей и чувств оказались бесплодными, как сперматозоиды и яйцеклетки, которые так и не встретились. Не каждый сразу распознает в обломке доски возможный мост к берегу, который кажется недостижимым; большинство тех, кто пытался начать новую жизнь, вновь переживали прежнюю. Таким образом, подача в мозг все большего количества новой информации лишь усугубила заторы в нем: люди мало что слышат из того, что им говорят, они не могут быть гостеприимными, когда не замечают того, что прямо у них перед носом. Только когда они сознательно изменят способ мышления, восприятия, запоминания и воображения, они перестанут бояться странных идей, как будто это жуткие чудовища.

По большей части мышление всегда происходило автоматически, бессознательно, но частью процессов вполне можно управлять. Хотя восприятие, питающее мышление, обычно классифицируется по условным категориям (незнакомцы автоматически попадают в категорию опасного, смешного или странного), иногда этого не происходит. Из миллионов бит информации, полученной от мира, художники выбрали то, что другие не заметили, например форму пустого пространства, парфюмеры уловили тридцать ингредиентов в одном запахе, а моей маме, стоматологу, больше всего бросались в глаза испорченные зубы и качество их лечения. Восприятие можно изменить, задав им другие вопросы или другую цель или отговаривая их от насаждения стереотипов, которыми они обычно руководствуются, потому что это проще всего. Информация никогда не поступала в удобной дозировке, не говоря уже о том, чтобы были заранее прописаны все ее последствия или четко обозначено ее содержание. Вот почему полные фактов грузовики, которые крутятся в наших умах, редко разгружаются упорядоченно. Они смогут доставить свой груз туда, где на него обратят внимание, только если разобьют его на небольшие порции. Это первая причина, почему в мозгу так много пробок: шоссе перекрыты колоннами разных контейнеровозов, желающих выгрузить свой товар в одних и тех же местах. Улавливать восприятие нужного размера среди бесконечно мелких деталей или широких панорам – это искусство, основа всякого искусства и любых достижений. В этой книге предпринята попытка показать, какое огромное влияние на повседневную жизнь может оказать способность менять фокус своего восприятия. Чтобы быть гостеприимным к нюансам жизни, нет смысла относиться к разуму как к автоматическому фотоаппарату; увидеть что-то интересное можно, только выстраивая свой кадр и играя со светом и тенью.

Осмысление поступающей информации зависит от системы взглядов, и самые важные посылки извлекаются из памяти, второго по значимости источника блокировки в мозге. Память традиционно ленива и предпочитает запоминать одно и то же: некоторые воспоминания господствуют над всеми остальными, как тираны, и большая часть информации используется для их подкрепления, подтверждения старых убеждений, вместо того чтобы подвергнуться анализу с целью выявить новые факты, которые нелегко распознать. Однако некоторым людям удалось превратить свою память в источник энергии, а не мириться с ее контролем или ограничением. Они либо делали новые выводы из старых воспоминаний при помощи новых вопросов, либо расширяли воспоминания, объединяя собственный опыт с чужим. Многие россияне, которых я встречал,